он помнит каждую мелочь, каждое слово и каждое действие. Такие яркие воспоминания вызывают недоумение и подозрение. А настоящие ли они?
Безмолвие полностью белого помещения превращается в вакуумное пространство и давит со всех сторон, в особенности на уши. Бефор чувствует себя одиноким, без тех с ума сводящих звуков, которые раньше исходили от стены. Сидя на кровати с другой стороны, он отчетливо все слышал и просто сидел, закрыв глаза. Возможно, те звуки очень тихие, и ему стоит прислушаться. Бефор слезает с кровати, присаживается и прижимается к холодной белой стене.
Мертвая тишина. Будто и не плакала там никакая девушка, наверно, уткнувшись в свои колени и закрывши заплаканное лицо руками. Бефор правда хочет ей помочь. Но там ли она точно — никто не знает.
— Эй, ты как? — беспокоится Бефор. Кажется, у него крыша уже едет — он разговаривает со стеной.
— Ужасно, — стена начинает говорить. О чудо! Бефор вне себя от радости, потому что не одинок. А может этот тихий голосок ему послышался? Потому что потом следует тишина. Сказать что-то еще язык не поворачивается.
— А ты как тут? — слышится еще раз неуверенный голос. Вот теперь Бефор разговаривает с девушкой, и даже представляет, как она так же прислонятся, ласково прикасаясь к стене и трепетно прислушиваясь к каждому его слову. Она нуждается в нем, как и он в ней.
И прямо сейчас Бефору нужно было знать что происходит вне этой замкнутой комнаты, с прикрученной железной кроватью, встроенным туалетом и мини-холодильником. Иначе окончательно сойдет с ума.
— Я здесь с тех пор, как очнулся и услышал твои цепи несколько часов назад, — погромче говорит Бефор, продолжая с большим волнением, — я помню все, что происходило до изолятора… А вот как попал не помню. Тут есть кто-то еще?
— Нет, только мы. И…почему ты здесь?
— Долгая история, да и не хочу тебя отвлекать, — и тут Бефор чувствует себя полным идиотом. Да в этом месте скучнее, чем на лекциях и парах! Полная тишина и безукоризненная белизна.
— Не волнуйся, я уже тут как две недели ничем не занимаюсь, — мрачно вздыхает она, наверно опуская ладонь и чуть царапая белую тонкую стену. — Расскажи пожалуйста.
Бефору все равно заняться нечем, и поэтому он начинает свой рассказ, закрывая глаза и углубляясь в свои воспоминания:
— Ты знаешь, кто такой Эмпиреан Шах? — думает, а потом добавляет, — ну, у которого еще повязка на глазу.
— Да, наверно, — с сомнением отвечает она, — По-моему, он уже сбежал из этого места. Второй раз как минимум.
— Отсюда можно выбраться? — удивляется Бефор. Но незнакомка за стеной настойчиво прерывает его:
— Потом скажу, продолжай.
Видимо, она не хочет терять такого ценного и интересного человека. Сидеть здесь в одиночку — не самое приятное, что может произойти. Точнее в белом изоляторе ничего не происходит. Совершенно.
Бефор успокаивается и продолжает:
— Эмпиреан предложил мне дуэль, так как решил… — и задумался. А что Эмпиреан тогда подумал про него? — Якобы я кого-то подговорил или шантажировал и сдал экзамен, чего не делал. Я всего лишь простой слабак, который даже защитить никого не может, — Бефор таким образом отругал себя и неловко подытожил (Рассказчик из него был никакой), — эм, в общем он назначил мне дуэль на прошлую ночь.
Бефор решил сохранить все в тайне, и не сказал ничего Тевгусу. Он все время думал о том, что может сделать и что должен. И все же он слаб. А должен спасти всех. Слишком сложно для безобидного добрячка, который находится здесь не больше месяца и крайне бесполезен.
— Может не все настолько плохо? — вставила робко она, еле слышно постукивая мягкими пальцами по белой поверхности. — Что-то ведь должно быть…
— Во мне есть доброта и только, — безнадежно вздыхает Бефор, взъерошивая руками белоснежные волосы и прикрыв голубые глаза. Он уже давно отчаялся найти в себе что-то получше.
— А говоришь ничего нет.
По голосу можно определить, что она раздражена. Будто Бефор нагло врет ей в лицо, точнее в стену. От этой мысли он повеселел и невольно хихикнул. Ее цепи звонко и возмущенно звенят.
— Прости, прости. Больше не буду, — Бефор успокаивается и рассказывает дальше.
На следующий день, после предложения дуэли, Мардеро уже начала что-то подозревать. Блюститель порядка Академии подошла к Тевгусу и Бефору до обеда и посмотрела на них так, будто они уже вляпались и в любую секунду могут попасть в изолятор. Бефор занервничал под ее взглядом, вытер вспотевшие ладошки и отвел глаза. Обращалась она к Тевгусу:
— Прямо сейчас у нас собрание, и только попробуй его пропустить. Живо в штаб.
На что тот лениво зевнул.
— Если я там засну, это будет на твоей совести, — ухмыльнулся весело Тевгус и похлопал по плечу своего друга, молча прощаясь. — Ну, веди меня Мардеро, чтоб не сбежал!
И получил за это затрещину.
— Сам иди, мне еще других тут созывать, — фыркнула высокомерно Мардеро, встряхивая рукой, которой она дала затрещину, и зашагала дальше по коридору, проскальзывая в толпе, словно рыба в воде.
— Ее катана и правда меня пугает… — остыл Тевгус, провожая ее взглядом и дотрагиваясь до своей только что образовавшейся шишки на голове. Потом утопал к лифту. Зачем он иногда так себя вел? Иногда он мог быть непоколебимым и холодным как сталь, и эту лютость никто превзошел.
— То он слишком горяч, то слишком холоден, да? — предполагает поуверенней незнакомка за стеной.
— Точно! — подтверждает Бефор и даже кивает за стеной, но стукается лбом.
— Эй, не убивайся ты так! — возмущается громко она и затихает. И с ней затихает все вокруг.
— Я случайно… — только спустя неловко молчание говорит виновато Бефор. Он гладит свой лоб и застывает в ожидании ее ответа, но терпения не хватает. Он даже не знает, как ее позвать.
— Как тебя зовут?
— Ты не ненавидишь меня? — искренне удивляется она и нервно, но счастливо смеется, — меня…хех…зовут Дума.
— А меня Бефор. Дума, за что мне тебя ненавидеть? — Бефор еще больше жмется к стенке, чтобы слышать ее как можно громче. Одиночество берет над ним верх и больше такой тишины он не вынесет.
— Потом скажу, — от чего-то смущается Дума и бурчит под нос, — продолжай уже. Мне очень интересно.
В общем, вечером, как сказала глава гильдии Ангелов, состоялась вечеринка в кафе. Громкая музыка, много толкающихся людей, трущихся друг о друга, и танцуя, как будто это их последний шанс отжечь. На столах безалкогольные напитки и оставшиеся две тарелки закуски. На часах уже почти девять, а народ еще только
