По обе стороны от камина, от пола до потолка, тянулись полки — именно их наличием и объяснялось мое присутствие здесь. Пару дней назад Гордон Кайл Ондердонк, прогуливаясь по улице, случайно забрел в «Барнегат букс», как забредали и многие другие люди, купить, к примеру, «Барабаны на нашей улице» или же продать «Lepidopterae». Он небрежно полистал пару книг, задал пару-тройку вопросов, вполне уместных в подобных случаях, купил роман Луи Очинклосса и уже на выходе вдруг остановился и спросил, а не провожу ли я оценку частных библиотек.
— Нет, я не собираюсь продавать свои книги, — сказал он. — По крайней мере, пока, хотя и подумываю перебраться в Вест-Кост. И если решусь, то, видно, придется избавляться от книг. Это проще, чем везти морем. Но у меня имеется несколько очень старинных книг, библиотека собиралась долгие годы, и знаете, как-то не хотелось бы попасть впросак, если уж встанет вопрос о продаже. А если даже нет… Все равно, не мешало бы знать, стоит моя библиотека несколько сотен или тысяч, как вам кажется?
Я не так часто провожу оценки, но всегда получаю удовольствие от этого занятия. Нет, платят при этом не так много, но порой шанс оценить библиотеку плавно переходит в возможность ее приобрести. «Ну, если она стоит тысячу долларов, — говорит, к примеру, клиент, — сколько вы готовы за нее заплатить?» — «Нет, тысячу долларов я за нее не дам» — отвечаю я. «Я могу и скостить, так скажите, за сколько берете?» Ну а затем начинается упоительнейший и занимательнейший процесс торга.
Следующие часа полтора я провел с блокнотом и ручкой, записывая цифры и суммируя их. Я просмотрел все книги на открытых полках из орехового дерева, тянувшиеся по обе стороны от камина, затем перешел в соседнюю комнату, очевидно служившую кабинетом, где книгами были уставлены застекленные полки красного дерева.
Библиотека у него оказалась довольно интересная. Нет, Ондердонк не придерживался какого-либо определенного направления или тематики, просто книги накапливались на протяжении долгих лет и время от времени некоторые из них выбрасывались за ненадобностью. Были здесь дорогие собрания сочинений в кожаных переплетах — Готорн, Дефо, неизбежный Диккенс. Было, наверное, с дюжину томов издания «Лимитид Эдишнс Клаб», тоже довольно дорогих, а также несколько десятков книг из серии «Наше наследие», которые стоили не так дорого — по восемь-десять долларов за штуку, зато всегда пользовались спросом. Имелись у него и первоиздания любимых авторов — Ивлин Во, Дж. Маркванд, Джон О'Хара, Уоллес Стивенс, несколько Фолкнеров, несколько Хемингуэев, несколько ранних произведений Шервуда Андерсона. Были книги по истории, в том числе замечательное собрание сочинений Гизо «Франция» и «История войны в Персидском заливе» Омана в семи томах. Почти никаких книг по науке. Никаких там «Lepidopterae».
Однако он, фигурально выражаясь, сам себя обокрал. Подобно многим непрофессиональным коллекционерам, поснимал с большинства книг суперобложки, тем самым бессознательно изрядно обесценив их. Существует, к примеру, целый ряд первоизданий, которые идут по сто долларов в супере, а без него больше чем по десять-пятнадцать баксов за них не выручить. Ондердонк страшно удивился, узнав об этом. Большинство людей удивляется.
Я сидел и подсчитывал общую сумму, а он тем временем отправился на кухню за новой порцией кофе и на этот раз подал к нему бутылку «Айриш мист».
— Люблю добавить в кофе капельку, — сказал он. — Хотите?
Звучало это очень соблазнительно, но кто мы будем, если откажемся от своих принципов? И продолжил пить черный кофе и складывать цифры. Конечная немного превышала пять тысяч четыреста долларов, и я сообщил ему об этом.
— Я, наверное, немного поосторожничал, — добавил я. — Работал слишком поспешно, в справочники и ценники не заглядывал и склонен был немного преуменьшать стоимость. Вы свободно можете округлить эту сумму до шести тысяч долларов.
— И что же означает эта сумма?
— Это розничная цена. Их рыночная стоимость.
— И если вы купите у меня эти книги, в том случае, разумеется, если данный материал представляет для вас какой-либо интерес…
— Представляет, — сказал я. — Имея в виду такого рода материал, я готов работать за пятьдесят процентов.
— Так вы готовы заплатить мне три тысячи долларов?
Я покачал головой.
— Не совсем. Я танцую от первой цифры, которую вам назвал, — объяснил я. — Готов заплатить вам две тысячи семьсот долларов. Ну и разумеется, вывоз книг за мой счет.
— Понимаю, — закинув ногу на ногу, он не спеша потягивал кофе. На нем были прекрасно скроенные серые фланелевые брюки, уютный домашний жакет с кожаными пуговицами и мягкие туфли, пошитые, как мне показалось, на заказ из акульей кожи. Очень элегантные и выгодно подчеркивающие изящество маленькой ступни. — Нет, пока я продавать не собираюсь, — сказал он. — Но если придется переезжать, а такая вероятность существует, то непременно буду иметь вас в виду.
— Книги повышаются и понижаются в цене, — заметил я. — Через несколько месяцев или год цена вашей библиотеки может подскочить. Но может и опуститься.
— Понимаю. Но если и решусь когда-либо избавиться от нее, то буду в первую очередь думать об удобствах, а не о цене. Мне будет куда проще и удобнее принять ваше предложение, чем рыскать по другим лавкам.
Через его плечо я глядел на Мондриана над камином. Интересно, сколько он может стоить? Наверняка раз в десять-двадцать, а то и больше рыночной стоимости всей его библиотеки. А уж квартира его точно раза в три-четыре дороже, чем Мондриан. Так что на какую-то тысячу долларов больше или меньше за старые книги — этот вопрос его не слишком волновал.
— Хочу поблагодарить вас, — сказал он и поднялся. — Вы вроде бы называли стоимость ваших услуг? Двести долларов, если не ошибаюсь?
— Совершенно верно.
Он достал бумажник и на секунду замешкался.
— Надеюсь, вы ничего не имеете против наличных?
— Никогда не имел ничего против наличных.
— Некоторые люди предпочитают не иметь при себе наличных. Что ж, их можно понять, такие уж нынче настали опасные времена. — Он отделил четыре купюры по пятьдесят долларов и протянул мне.
Я достал свой бумажник и уложил их туда.
— Нельзя ли от вас позвонить?
— Конечно, — ответил он и проводил меня до дверей кабинета.
Я набрал номер, который уже набирал немного раньше, и снова в трубке прозвучало с дюжину гудков, но где-то на четвертом я начал говорить, делая вид, что на том конце сняли трубку. Не знаю, возможно, Ондердонк вообще находился вне пределов слышимости, но если уж делать что-то, так делать как следует. И к чему навлекать на себя излишние подозрения, прижимая к уху гудящую трубку, к которой так долго никто не подходит.
Увлекшись этим спектаклем, я заставил телефон прозвонить, наверное, куда больше дюжины раз, но разве это имело значение? Главное, что никто так и не ответил, и я повесил трубку и вернулся в гостиную.
