взял за руку новобрачную.
— Я желаю тебе столько счастья, дитя мое, сколько может дать на этой грешной земле всемилостивейший Бог. Он один знает, когда мы снова увидимся!
— Вы уезжаете? — встревоженно спросила молодая женщина. — Но вы мне ничего об этом не говорили?
— Я боялся усилить волнение в этом доме и омрачить, даже слегка, твою радость. Да! Я отправляюсь в Италию, куда меня призывает сам Святой отец. Но отныне ты в надежных руках твоего супруга. Я надеюсь, что они будут добрыми. Конец фразы был обращен к молодому человеку. Лорд Кранмер вскинул голову, распрямился и смерил взглядом аббата с головы до ног.
— Я надеюсь, что вы в этом не сомневаетесь, аббат! — бросил он с оттенком вызова в голосе.
— Марианна еще очень молода, я уверен, что она проявит послушание. Почему же ей не быть счастливой? -
— Послушайте, — это не все. Есть еще взаимопонимание, снисходительность, нежность… любовь!
Плохо скрытый гнев звучал в голосах обоих мужчин, и это напугало Марианну. Ее супруг и священник, благословляющий их союз, не должны были заводить спор у самого алтаря. Она не могла понять причину едва прикрытой враждебности ее крестного отца к человеку, которого избрала леди Эллис. В глубине души она догадывалась, что эта враждебность вызвана не религиозными причинами, а касалась личности Франсиса. Но почему же? В чем мог аббат упрекнуть его? Разве не был лорд Кранмер самым очаровательным мужчиной, самым блестящим, самым храбрым, самым образованным, самым… Когда Марианна начала перечислять достоинства своего нареченного, она кончила тем, что запуталась в них. Однако ей не пришлось вмешиваться. Аббат де Шазей ушел от опасной темы, ограничившись обращением к Франсису:
— Я вам доверяю ее!
— Будьте спокойны, — последовал сухой ответ.
Аббат торопливо поднялся на алтарь, захватил чашу и увернулся в богатую ризницу, устроенную в бывшем будуаре леди Эллис. Будуар, который никогда не использовался по «своему прямому назначению. В нем находилось больше принадлежностей охоты и верховой езды, чем подушек и уютных кресел.
Словно избавившись от неожиданного стеснения, Франсис улыбнулся жене и, слегка согнувшись, предложил ей руку:
— Пойдем, моя дорогая?
Бок о бок они медленно пересекли огромный зал. Кроме группы смущенных слуг, сгрудившихся у двойных дверей, людей было мало, как и подобает при свадьбе, происходящей во время траура. Но присутствующие возмещали качеством отсутствие количества.
Уверенной рукой Франсис подвел жену к принцу Уэльскому, приехавшему с несколькими друзьями чествовать бракосочетание одного из своих фаворитов. Склоняясь перед принцем в глубоком реверансе, Марианна с удивлением за метила, что он не произвел на нее большого впечатления. У будущего короля был внушительный вид, даже с некой величественностью, но приближение пятидесятилетия и фантастический аппетит неумолимо влекли его к непреодолимой тучности, в то время как лилово-пурпурная краска окончательно завладела августейшим лицом. Благородный нос, властный взгляд и чувствительный рот не спасали Его Королевское Высочество от производимого им комического впечатления. Любой в Англии, даже такая невинность, как Марианна, знал, что принц вел распутную жизнь, что он был самым официальным образом двоеженцем, женившись на своей любовнице Мери Фитцгерберт по любви и по расчету на принцессе Каролине Брауншвейгской, которую он всей душой ненавидел.
Тот, кого за глаза называли «Жоржик», уронил бла-госклоненный взгляд на молодую женщину, улыбнулся и соблаговолил согнуть свою дородность, чтобы помочь ей подняться.
— Неотразима! — произнес он по слогам. — Вы положительно неотразимы, леди Кранмер, и если бы я не так погряз в брачных делах, то, клянусь Георгом, я поспорил бы из-за вас с моим другом Франсисом. Мои лучшие пожелания!
— Благодарю, Ваше Высочество, — пробормотала Марианна, с восхищением вслушиваясь в звучание своего нового имени.
Между тем собственная шутка вызвала у принца взрыв смеха, подхваченного Франсисом и тремя джентльменами, окружавшими наследника престола. Марианна видела их уже много раз. Они были постоянными сотрапезниками принца и товарищами Франсиса: лорд Мойр, Орландо Бриджмен и король денди Джордж Брайн Брумвель, чье миловидное лицо с необычайно длинным носом и завитыми светлыми кудрями возвышалось над головокружительным галстуком.
Тем временем прозвучал грудной голос лорда Кранмера, поблагодарившего принца за присутствие и выразившего надежду, что Его Королевское Высочество почтит Селтон-Холл еще и своим участием в обеде.
— Право, нет! — ответил принц. — Я обещал леди Джерси сопровождать ее к Хетчиту, чтобы вместе выбрать новую карету! Ведь новая карета — это важное событие, ~а Лондон далеко! Так что я еду.
— Вы оставляете меня? В такой вечер?
Марианна с удивлением заметила, как в порыве гнева сжал челюсти ее супруг. Неужели он до такой степени разочарован отказом королевского гостя остаться? Что касается ее, то она, наоборот, страстно желала, чтобы все эти люди поскорее убрались и оставили ее, наконец, наедине с любимым… Во всех романах, которые она читала, молодожены только и мечтали об отъезде гостей.
Снова раздался приятный, но немного глуповатый смех принца:
— Ты что, боишься одиночества в свадебный вечер? По правде говоря, Франсис, ты сильно изменился… Но успокойся, я уезжаю не весь целиком. Я предоставляю тебе лучшую свою часть… Мойр останется так же, как и наш американец. И, наконец, разве нет с тобой твоей милой кузины?
На этот раз пришла очередь Марианны удержать гримасу разочарования. Лорд Мойр — фат, воплощение элегантности и близкого к апатии равнодушия, был ей безразличен, но ей достаточно было только раз взглянуть на того, кого принц назвал американцем, чтобы почувствовать к нему неприязнь… Не говоря о «милой кузине», этой Иви с высокомерными замашками, которая сразу стала обращаться с ней как с несмышленышем и деревенщиной и афишировала вызывающую «семейную» близость с Франсисом.
Отвернувшись, чтобы скрыть свою досаду, тогда как ее муж, наоборот, успокоился, Марианна встретила насмешливо-вопросительный взгляд американца. Он стоял у окна, в нескольких шагах от принца, заложив руки за спину и слегка скрестив ноги. Казалось, что он попал сюда совершенно случайно, настолько резко он отличался от остальных мужчин. Именно этот контраст поразил девушку, когда его представляли ей. К тому же раздражающе небрежный костюм иностранца можно было и посчитать оскорблением, безупречной элегантности других, так же, как — и загорелую, продубленную солнцем и непогодой кожу рядом с откормленными светлыми англичанами. Они были вельможами, в основном крупными землевладельцами, он же — простой моряк, который мог владеть только кораблем, пленитель моря, «пират», — вдруг решила Марианна. И она не могла понять, как сын короля Англии, будущий властелин, находит удовольствие в компании человека, посмевшего прийти на свадьбу в сапогах. Несмотря на неприязнь, она, однако, запомнила его имя. Его звали Язон Бофор. Франсис сообщил ей своим обычным небрежным