Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
чтении Деррида он достиг точки, когда встретился с самим собой и почувствовал, что текст автора признал его: Роджер заглянул в произведение еще раз и увидел собственное отражение. Заканчивая читать «О грамматологии», Роджер, как раз дописавший диссертацию, находился вместе с Деррида на особой вершине мысли. Оттуда открывался величественный вид, и можно было рукой дотянуться до звезд.
7-я стадия. Спустя год после защиты докторской диссертации Роджер сидел с Хлоей на берегу озера и рассказывал, что порой сам удивляется своему непреодолимому стремлению к деконструкции великих мыслителей, этому эдипову комплексу, заключающемуся в желании убить собственного отца. Его родной отец всегда был человеком мягким и добросердечным. Роджер никогда не чувствовал между ними конкуренции, никогда не хотел стать лучше его, а просто выбрал другой путь, не тот, по которому пошел отец — физиотерапевт и любитель прогулок. Он был далеко не самым плохим отцом. Роджер сделал паузу и подумал о двух близких подругах и нескольких других знакомых из университета, отцы которых были священнослужителями. Хлоя однажды заметила, что, с ее точки зрения, они тоже идут по стопам отцов, просто иной дорогой. Роджер понял, что она имела в виду, и с удовольствием подробно расспросил бы об этом подруг и коллег, но так и не решился: говорить о возможной близости религии и философии в университете было не принято, поскольку обычно это воспринималось как обесценивание последней.
Родители Хлои были психотерапевтами. Она вывела Роджера из задумчивости, предположив, что его отец, возможно, проявлял излишнюю мягкость. Его одобрение было легко заслужить, и Роджер не воспринимал его всерьез. Вместо этого он искал (и, вероятно, продолжает искать) одобрения, которое действительно имеет для него значение, то есть одобрения со стороны целой ватаги сверхстрогих отцов — философов. Быть может, он подсознательно думает, что одобрение стоит чего-то лишь в том случае, если получено в борьбе. Роджер неопределенно кивнул и ничего не ответил, а затем они с Хлоей пошли плавать.
Ночью после этого разговора он долго не мог уснуть, находясь в дурном расположении духа. Возможно, в словах Хлои есть доля правды. Хотя его безудержное желание разоблачать «отцов» придавало ему энергии, он никогда их не убивал. Как только Роджер понимал, что текст написан слабо, его автор становился ему совершенно не интересен — прилюдно убивать его не имело никакого смысла. Хлоя была права: только в борьбе с лучшими умами он способен признать их величие и в чем-то с ними согласиться. Однако это означало, что его отношение к философам и их тайнам в действительности могло оказаться значительно проще и прозаичнее, а его подъемы в гору — не такими величественными, как он полагал: если Хлоя была права, то его главная цель заключалась в том, чтобы добиться воображаемого признания со стороны умнейших представителей человеческого рода. Даже в мыслях это звучало как-то жалко.
8-я стадия. Роджеру за сорок, и ему по-прежнему нравится при чтении пользоваться требующей максимальной концентрации техникой подъемного конькового хода. Он может посвятить этому много времени, так как зарабатывает на жизнь, трудясь на полставки по бессрочному договору в частном университете. Большинство приглашений выступить где-либо с докладом он отклоняет. Читать и писать для него значительно важнее, чем выступать с докладами или их слушать. Теперь Роджер читает не потому, что испытывает сомнения по отношению к какому-либо автору или тексту. Этот этап уже пройден. Главный источник сомнений, который долгие годы побуждал его к действию, и сам кажется не менее сомнительным — из-за той ситуации с отцами и из-за того, что Роджер по-прежнему не доверяет своей склонности к романтизму, благодаря которой с таким упоением ищет скрытые от посторонних глаз тайны. Эта игра ему уже хорошо знакома. Теперь сомнение вызывает вся предметная область. По мнению Роджера, многое указывает на то, что светские европейские философы до сих пор намного сильнее, чем считают сами, подвержены влиянию христианской традиции. Он намеревается внимательно изучить различные теологические мотивы в трудах континентальных философов. От этой мысли у него на душе становится тепло.
Во всем должен быть простор
Адриан читает Ролана Барта
Летним вечером Адриан сидит в вагоне-ресторане поезда, направляющегося в Братиславу. Там он выступит с лекцией-перформансом на театральном фестивале. За окном проносятся покрытые зеленью поля и луга. Адриан читает «Фрагменты речи влюбленного» Ролана Барта и что-то воодушевленно отмечает в записной книжке. «Фрагменты» состоят из множества небольших отрывков, не связанных между собой и расположенных в алфавитном порядке. Адриан позволяет заголовкам увлечь себя и читает то, что кажется наиболее интересным: «Покажите мне, кого желать», «Изобилие», «Похвала слезам». Под заголовком «Когда мой палец невзначай…» он видит следующие слова:
Палец Вертера невзначай дотрагивается до пальца Шарлотты, их ноги соприкасаются под столом. Вертер мог бы отвлечься от смысла этих случайностей; он мог бы телесно сосредоточиться на крошечных зонах касания и наслаждаться вот этим безучастным кусочком пальца или ноги на манер фетишиста, не заботясь об ответе (как и Бог — такова его этимология — Фетиш не отвечает). Но в том-то и дело, что Вертер не перверсивен, он влюблен: он создает смысл — всегда, повсюду, из ничего, — и именно смысл заставляет его вздрагивать; он находится на пылающем костре смысла. Для влюбленного любое прикосновение ставит вопрос об ответе; от кожи требуется ответить[3].
В тексте всегда сказано ровно столько, сколько необходимо, чтобы Адриан без труда сумел уловить фигуру мысли, ровно столько, сколько требуется, чтобы его охватило определенное чувство. Текст как бы состоит из витающих в воздухе наблюдений, каждое из которых представляет собой новое начало. Они напоминают незаконченные карандашные наброски. Адриану это очень нравится, потому что во всем, с его точки зрения, должен быть простор, так как любой мысли требуется пространство, чтобы развернуться. Ничто не должно быть закрытым или неподвижным, поскольку все самое важное в тексте происходит между словами, между предложениями, там, где есть зазор. Так что-то может проскользнуть внутрь или вырваться наружу. Поэтому небольшие бартовские пассажи удивительны: они не занимают собой все пространство. Однако, даже читая Барта, Адриану иногда хочется воскликнуть: «Стоп! Довольно!» Это происходит потому, что он уже собрал достаточно элементов мозаики. Прежде чем Адриан успевает дочитать очередной короткий фрагмент, его голову уже начинают переполнять собственные мысли. Его постоянно посещают идеи, которые до знакомства с Бартом не приходили ему на ум. За окном мелькает летний пейзаж. Адриан заказывает вторую чашку кофе и кусок грушевого пирога. Затем приступает к чтению следующего отрывка. В нем говорится
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
