А позавчера вечером звонок. Из института Склифосовского. У нас, говорят, ваш брат находится, в очень тяжелом состоянии, приезжайте скорее, он хочет вас видеть. Я сорвалась, такси поймала, приезжаю туда. Макс в реанимации. Сначала меня пускать не хотели, потом какой-то главный вышел, провел. Сказал, что Макс вряд ли до утра доживет, очень тяжелые травмы. Ушибы, переломы, а главное - сквозное ранение в грудь. Ему сразу сделали операцию, но шансов практически нет. Когда он после наркоза очнулся, попросил мне позвонить.
Зашла в палату - Макс лежит весь в бинтах, трубки, провода, мониторы. Он вообще-то красивый парень... был, не то что я. Высокий, темноволосый, глаза синие. Чем-то на Пирса Броснана смахивал. Ну, который Джеймса Бонда играл. А тут посмотрела - ужас. Не лицо, а один сплошной кровоподтек. Я к нему наклонилась, он шепчет: «Света, у меня в комнате в письменном столе тайник. За ящиками двойная стенка. Поезжай туда, достань все, прочитай. И немедленно уезжай. Поезжай в Питер к Ольге». «К какой Ольге?» - спрашиваю. «Прочитаешь - узнаешь. Не задерживайся в Москве, это очень опасно. Может, тебя уже ищут». Тут ему совсем плохо стало, врачи меня выгонять начали. Я только успела спросить: «Кто это был?» Он сказал: «Это все сын...» И все. И умер.
Ее голос предательски дрогнул, она еще раз судорожно затянулась и погасила сигарету.
- Дальше, дальше! - я дернула ее за рукав.
- Дальше я из Склифа поехала к нему домой. Это уже утром было. Вся комната перевернута вверх дном. Соседка сказала, что пришла с работы, а замок на входной двери взломан. Макс лежал в комнате, весь в крови. Сначала она подумала, что он мертвый, но потом увидела, что дышит, вызвала «скорую». Я достала из тайника этот рисунок и письмо. На, читай, - она вытащила из сумки еще один листок и протянула мне.
«Цветик-семицветик! - крупным размашистым почерком было написано на листке из школьной тетради в линеечку. - Если ты это читаешь, значит, со мной что-то случилось, но я успел тебе сказать, где искать. Я знаю, бабуля тебе многое рассказывала о наших предках, но кое о чем предпочла помалкивать. И рассказала мне перед самой смертью. Как ты уже поняла, кулон - часть сборного креста, принадлежавшего графу Протасову. Наша прапрабабушка Клавдия Пантелеевна отдала все его части своим детям. Вернее, все, кроме твоего кулона - его она отдала вдове Григория. Ты знаешь, что Григорий был в услужении у молодого Протасова. После революции старого графа убили в лесу мужики, а молодой уехал во Францию. Где-то в середине 20-х Петр Протасов вернулся в Россию, его тут же арестовали как шпиона и расстреляли. Но бабушка была уверена, что он все-таки успел встретиться с Григорием, потому что тот вдруг ни с того ни с сего собрался и поехал в Вараксу. Но не доехал. Его нашли убитым на полпути из Пичаева. Через несколько месяцев Клавдия Пантелеевна приехала в Москву к вдове сына Галине и отдала ей кулон, сказав, что он принадлежал Протасовым. Что она, по распоряжению старого графа, должна была отдать его или Петру, или Григорию. Но поскольку ни того, ни другого уже не было в живых, решила отдать кулон Галине. Я полагаю, что остальные части креста она раздала другим своим детям. Цветик, их непременно нужно найти и собрать крест. С этим связана какая-то тайна. Будь осторожна, кто-то ищет кулон и все остальное. Мне звонили и предлагали большие деньги за него. Не знаю почему, но кто-то считает, что он у меня. Боюсь, этим не ограничится. Не хотелось бы идти в милицию, но, наверно, придется. Впрочем, вряд ли мне позволят. Вчера я заметил, что за мной следят. Цветик, если со мной что-нибудь случится и кулон не найдут, они возьмутся за тебя. Поэтому немедленно уезжай. К сожалению, я так и не узнал адреса наших питерских родственников, кроме Ольги Погодиной. Она правнучка Ирины Андреевны. И если бабушка была права и у Ольги тоже есть часть креста, ей, как и тебе, грозит опасность. Предупреди ее. Целую, люблю. Максим».
- Я поехала домой, чтобы собраться, - продолжила рассказывать Света, когда я закончила читать письмо. - И у самого дома меня обогнала черная иномарка. Мне почему-то вдруг стало очень страшно. Особенно когда я увидела, что из машины вылезли три здоровенных жлоба и вошли в мой подъезд. А потом в моем окне загорелся свет. Я спряталась за угол и часа полтора топталась там, пока они не вышли и не уехали. Вот тогда я потихоньку поднялась к себе. Не буду описывать, что увидела. Словно Мамай прошел.
- Почему ты не позвонила в милицию? - удивилась я.
- Я позвонила, - пожала плечами Света. – Они приехали через час, написали протокол и сказали, что дело тухлое. Что квартирные кражи раскрываются редко, так что… Чтобы я ни на что особо не рассчитывала.
- Нет, почему ты не позвонила сразу? Пока они еще были там?
- Во-первых, у меня нет сотового. И автоматов поблизости нет. Во-вторых, что бы я им сказала?
- Как что? – возмутилась я. – Что в твою квартиру воры забрались.
- Ну да, ну да! «Помогите, дяденьки менты! В моей квартире свет горит. А мимо меня мужики страшные на черной тачке проехали и в подъезд вошли». Да они бы меня послали просто: мол, вы сами забыли выключить.
- Что за глупости! Зачем про свет-то говорить? Забрались воры и все тут. Да, а как же кулон? Не нашли? Или ты тоже прятала его в тайнике?
- Нет. Просто так уж вышло, что накануне я взяла его с собой на работу. Решила все-таки потихоньку от Макса продать. Так уж вышло, меня залили соседи сверху, пришлось делать ремонт. Вот и влезла в долги. Одна моя сослуживица нашла покупателя. Но в цене не сошлись. Так он у меня в сумке и остался. Короче, менты уехали, я схватила первые попавшиеся вещи, покидала в сумку и бегом на вокзал. Билеты были только на вечер.
Та-ак... Натяжек в ее рассказе было слишком уж много. Либо он нуждался во многих уточнениях, либо это какая-то не слишком искусная выдумка. Вот только зачем?
Я с подозрением посмотрела на Свету. Откуда я знаю, может, она вовсе мне и не родственница. Если бы мы хоть похожи были. Так ведь и родные сестры не всегда похожи, а тут... Кроме роста, у нас не было ничего общего. Она - худая, как весенний еж, я - не корова, конечно, но и не топ-модель. У меня волосы вьющиеся, каштановые с рыжиной, у нее - неопределенно-русые и прямые, словно конский хвост. У меня широкие скулы, широко расставленные глаза болотного цвета и слегка вздернутый нос. Света лицом напоминала мелкую птичку. Впрочем, я больше похожа на маму, а та удалась в хохляцкую породу. Света на Калединых - рослых, полных и кривоногих - тоже не была похожа, но, может, она пошла в своего отца?
Наверно, я слишком откровенно ее разглядывала, потому что она в ответ начала рассматривать меня. Перевела взгляд с деталей упакованного в халат торса на босые ноги и вдруг тоненько прыснула. Потом стащила с правой ноги носок и продемонстрировала мне ступню, тоже не похожую на мою, хоть и маленькую, но широкую и по-южному толстопятую. У нее же и размер был побольше, и пальцы подлиннее, но вот два из них, средний и указательный (забавно все-таки - указательный палец на ноге!), напоминали два сросшихся гриба-близнеца, выросших из одного корня. Точно так же, как и у меня, и у мамы, и у дедушки Вани. Света по-кошачьи растопырила пальцы, но два средних так и остались тесно прижатыми друг к другу. Я сделала то же самое. Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. Напряжение ушло.
