‑ А что с драконом? ‑ поинтересовалась она. ‑ Ты признаешь его своим? Берёшь на себя ответственность за него?
Стеклодув интенсивно затряс головой в знак отрицания.
Трис нахмурилась.
— Ну, это соответствует всему остальному, что я о тебе заметила, ‑ едко заявила она. ‑ Если ты не принимаешь ответственность за него, то я, Трисана Чэндлер, выпускница Храма Спирального Круга, беру это магическое создание под свою опеку. Будь уверен, я и это тоже упомяну в Гильдии Магов!
Выйдя наружу, Трис сцедила молнию со своей ладони обратно в свои заколотые косички. Всё ещё дрожащими от гнева пальцами она заткнула распущенную недавно косичку за ухо. Она посетит ещё несколько лавок, и успокоится. Она хотела поговорить с Нико насчёт дракона, прежде чем отправиться на поиски местной Гильдии Магов, а тот не вернётся, пока не подойдёт к концу его конференция после полудня. Она с тем же успехом может потратить своё время с пользой.
— Идём, Медвежонок, ‑ приказала она псу. ‑ Найдём какое-нибудь вменяемое место.
Ки́слун Уо́рдэр, стеклодув-подмастерье, не знал, сколько прошло времени, прежде чем он осмелился встать на ноги. Кисть и рука, державшие щипцы, перестали болезненно дёргаться, и их лишь покалывало, будто иголками. Прикоснувшись здоровой рукой к голове, он выяснил, что его волосы снова лежали почти ровно, хотя всё ещё немного потрескивали.
Он медленно сжал кисть, по которой прошлась сила молнии. Кисть пусть плохо, но повиновалась. Он подвигал сначала каждым из пальцев, потом запястьем, предплечьем и наконец всей рукой. Всё работало. Движение было медленное, но, по крайней мере, его не парализовало вторично.
«А как насчёт остального?» ‑ подумал он, пытаясь встать. В прошлом году потребовались недели, даже месяцы, прежде чем он смог заставить своё тело повиноваться полностью.
Встав, он пошатнулся, и упал на колени. Его затопил ужас: она что, парализовала его? Собравшись с мыслями, он попытался снова. Осторожно вытянув сначала одну ногу, затем другую, опираясь на руки. Только когда его колени ответили как надо, он попытался встать во второй раз.
Его голова по-прежнему работала, подумал он, опираясь на верстак. Но как насчёт рта? Он боялся пробовать, боялся узнать, что она вернула его к состоянию бормочущего недоумка, но не попытаться было ещё страшнее. В тот раз способность к речи вернулась к нему последней, и он всё ещё не мог говорить быстро.
Он выпрямился, глубоко вдохнул и выдохнул, отбросив в сторону все эмоции. Он полностью опустошил лёгкие, прежде чем наполнить их снова. Успокоившись, он произнёс:
— Меня з…зовут Кис…лун У…уордэр. Я п…подмастерье, ‑ ободрённый, он продолжил. ‑ Я родом из Данкру́ана в Н…наморне. Моя семья занимается стеклодельным рем...еслом.
Облегчение окатило его подобно холодной воде. Да, заикание вернулось, но оно было не таким сильным, как раньше. Он может с этим бороться, произнося слова медленно. Его руки были достаточно твёрдыми. Он был в порядке — по крайней мере настолько, насколько был в течение последнего года.
Он слышал, как мать говорила, что он повреждённый, а не неспособный. Как всегда, она попала в точку. Он был повреждён, но ему становилось лучше. Ему станет лучше. Ему просто нужно было время.
Год назад время ему было не нужно. Стеклодувное ремесло давалось ему легко. Он ожидал успеха всякий раз, когда совал стеклодувную трубку в горн. Он жалел учеников, которые случайно вдыхали, обжигая горло или язык каплями расплавленного стекла. Он ухмылялся, когда они обжигали себе брови, руки, или роняли половину собранной стекломассы в огонь. Основы ремесла пришли к нему легко, смазанные его маленькой толикой магии — но искусство было полностью его собственное. Всякий раз, когда заходил разговор о ничтожности его магических способностей, он напоминал своей семье, что, по крайней мере, он обладал немалым талантом.
А потом одним летним днём он пошёл прогуляться вдоль Сиф. Гроза застала его в дюнах между берегом и Имперской Дорогой, дёргая его одежду и волосы, бросая песок в лицо. В панике, он побежал к укрытию вместо того, чтобы упасть в углубление между дюнами и прижаться к земле. Разряд молнии ударил в него, когда он перебирался через последнюю дюну, отделявшую его от укрытия. Единственным предупреждением ему было странное ощущение встающих по всему телу дыбом волос, а потом его прежняя жизнь окончилась вспышкой белого жара.
То, что он выжил, было чудом. Обнаружение того, что он был наполовину парализован и не мог говорить, превратило его выживание в издевательство.
Но его юношеское самомнение скрывало твёрдый стержень. Он боролся со своим телом, ставшим ему живым склепом. Он заставлял двигаться сначала палец руки, потом ноги, потом два пальца. Час за часом, день за днём, он брал назад контроль над своей плотью. Когда его семья увидела, что его разум по-прежнему работает, они вызвали лучших магов-целителей Данкруана. Счастливейшим часом в его жизни было утро, когда он вернулся на фабрику своего дяди, чтобы снова приступить к работе.
К полудню его счастье обернулось прахом. Его прежняя лёгкость исчезла. Даже в первый год ученичества его руки никогда не обращались неуклюже с инструментами, песком, солью, пеплом и древесиной, которые служили основой стекольного дела. Когда он в первый раз попробовал выдуть стекло, у него перехватило дыхание, он дёрнул трубку вверх, и капля раскалённого докрасна стекла скатилась ему на язык. Когда он попытался залить стекло в форму, оно сместилось в сторону, и у получившейся чаши одна сторона оказалась гораздо тоньше другой. Неделями каждое его изделие шло в стеклобой, бочку для бракованного стекла, чтобы отправиться на переплавку или быть использованным в других проектах.
Другие ученики и подмастерья ухмылялись, когда его стекломасса падала в горн или на пол. Они улыбались, когда мастера отвергали одно изделие за другим. Раньше Кислун никогда не отмерял в точности необходимое количество пигмента для добавления в тигель с расплавленным стеклом: он просто знал. Теперь, когда он отмерял нужное количество, цвета получались неправильными.
Он не решался сказать, что думал, будто само стекло ополчилось против него. Он полагал, что оно пыталось ему что-то сказать. Оно хотело, чтобы он придавал ему форму, отличную от той, которую он хотел. Кис боялся, что если поделится этими мыслями с кем-то из своей семьи, они сдадут его на руки целителям, которые специализируются на безумии, и больше никогда не подпустят к горну. Даже маги в его семье никогда не говорили о стекле так, будто оно живое.
Одним весенним днём он пришёл домой, и обнаружил сидевших вместе с его отцом и дядями мастеров гильдии. Все они, мужчины и женщины, выглядели очень стеснёнными, когда увидели его. Мозг Киса, двигавшийся гораздо быстрее его языка и
