волосы, грязное лицо, засаленная одежда, мешки под глазами и ввалившиеся щеки. Понимаю, почему все испытывают ко мне жалость, я выгляжу как бездомная побитая собака.
Впервые бог знает за сколько дней включаю душ и становлюсь под теплые струи. Выливаю пахучую жидкость из банки прямо на волосы и долго пытаюсь пальцами распутать узлы, потом целую вечность тру мочалкой лицо и тело. Пересаженная розовая кожа щиплет и саднит, но зато, закончив свои варварские обряды, чувствую себя немного лучше, будто с грязью вода забрала немного боли.
Когда спускаюсь вниз на наш «традиционный» завтрак, боль возвращается с новой силой. Пит сидит на вчерашнем месте, посередине стола вместо вазы лежит нарезанный свежий хлеб один в один такой же, как бросил мне маленький мальчик, когда я умирала от голода. Хеймитч машет рукой, завидев меня, а Пит снова напряженно замирает. Сэй говорит, что я отлично выгляжу, и что она очень рада видеть меня такой. Усаживаюсь на свое место и не разрываю зрительный контакт с Питом. Сегодня он не отводит глаз, тело напряжено как струна, а Хеймитч с Сэй делают вид, что ничего не замечают. Пытаюсь прочесть на лице бывшего союзника хоть что-то, но это лишь безжизненная маска. Хеймитч, обращаясь к Питу, рассказывает о планах на восстановление всех центральных улиц за счет государственных денег, в том числе планируется восстановить и пекарню. И я впервые за сегодня замечаю на его лице настоящие эмоции. Сначала он грустно сдвигает брови и опускает глаза, потом хмурится, легко качает головой и, наконец, снова смотрит на меня взглядом полным ненависти и презрения. Не выдерживаю этого и вскакиваю со своего места.
— Какого черта ты приходишь в мой дом, если так ненавидишь?! — крик выходит с надрывом, и я сжимаю кулаки так сильно, чтобы отросшие ногти больно впились в кожу, только бы не начать рыдать.
Пит отшатывается от стола и чуть не падает со своего стула, роняет свою вилку и стрелой вылетает из дома.
Прежде чем подумать, бросаюсь на улицу вслед за Питом и еле успеваю придержать дверь его дома, которую он с силой пытается захлопнуть прямо у меня перед носом. В груди закипает такая злость, что самой страшно. Влетаю в дом и вижу, как парень бежит вверх по лестнице, и бегу следом.
— Какого черта ты вернулся, если все еще считаешь меня переродком?! — ору через дверь спальни, которую он успевает закрыть изнутри, и бью ногой по деревянному косяку. Пит не отвечает. И я сползаю вниз по стене, опадая на пол. Ярость плавно перерастает в рыдания. — Зачем ты вернулся? Зачем?!
Сижу под дверью, обхватив колени, и не могу успокоиться. Слезы давно переросли в истерику, и я вообще не уверена, что смогу когда-нибудь прийти в себя. Прямо за моей стеной в своей комнате находится человек, который был рядом всегда, когда мне требовалась поддержка. Мой Пит никогда не бросил бы меня, захлебывающуюся в собственных слезах, валяться под дверью. Спустя неизвестно сколько времени, когда я уже вообще не разбираю окружающих меня предметов, в дом заходят Хеймитч и Сэй. Женщина помогает мне встать и почти на себе тащит вниз по лестнице, а ментор аккуратно стучит в дверь Пита.
Никто не открывает, но зато я слышу наполненный бесконечной ненавистью ответ:
— Забери ее отсюда, и проваливайте из моего дома!
Сальная Сэй прижимает мою голову руками к себе, но поздно, я уже все слышала. Отталкиваю ее и бегу к себе домой, где прячусь в шкаф и рыдаю до тех пор, пока не засыпаю.
Сегодняшний завтрак многое расставляет по местам. Все проще некуда. Мне не придется спасать Пита, потому что Пита больше нет.
Комментарий к 1
Отзывы очень ожидаются и приветствуются!)
2
Вечером Хеймитч приходит вместе с Сэй и силой вытаскивает меня из убежища. Пытаюсь сопротивляться, но все впустую: ментору даже не надо прикладывать много усилий, чтобы тащить меня по лестнице вниз, обхватив за плечи, тогда как я уже запыхалась и истратила все попытки вырваться. На столе стоят три тарелки, Сэй разливает травяной чай по кружкам. Увидев нас, женщина натягивает на лицо сочувствующую улыбку и отодвигает стул, на который Хеймитч усаживает меня, словно тряпичную куклу.
— Милая, нужно поесть, — она заботливо придвигает тарелку и гладит меня по плечу. Я настолько отвыкла от человеческой ласки, что невольно съеживаюсь, и Сэй убирает руку. Пытаюсь вспомнить, когда в последний раз кто-то касался меня просто так, а не для того, чтобы перетащить силой с места на место, но ничего вспомнить не могу. Явно в какой-то другой жизни.
— Китнисс, не вынуждай кормить тебя с ложки, — устало бурчит Хеймитч, добавляя в травяной чай вонючую жидкость из маленькой бутылочки.
— Нальешь мне? — вопрос удивляет даже меня саму. Возможно, если алкоголь помогает забыться ментору, то и мне поможет.
— Еще чего, — усмехается Хеймитч. — Больше я не спаиваю маленьких девочек с нестабильной психикой. В последний раз мне так прилетело от твоего жениха, что… — он резко замолкает, поднимая на меня искренне сожалеющий взгляд.
Сэй прижимает ладонь ко рту и не шевелится. Кажется, они оба меня… боятся? Скорее уж не хотят очередной истерики. Пожимаю плечами и начинаю ковыряться в тарелке. Я прекрасно помню тот день. Объявление о Квартальной Бойне, мой побег и разговор с Хеймитчем, в котором он обещал спасти Пита. Наутро напарник вылил все запасы спиртного и сообщил, что силой заставит нас готовиться к Арене и донесет миротворцам, если снова увидит кого-то с бутылкой. Тому Питу было не все равно, он искренне хотел спасти меня, отправиться на Игры и снова пожертвовать всем, что имел.
— Ну, больше не прилетит, — отвечаю я. — Нет жениха, нет проблем.
Хеймитч продолжает напряженно смотреть на меня. Тоже поднимаю глаза, чтобы мы встретились взглядом, и читаю на лице наставника злость. Губы поджаты, брови сдвинуты, нервное постукивание пальцем по стакану. Ожидающе поднимаю одну бровь, потому что не понимаю, в чем причина такой реакции.
— То есть Пита ты уже схоронила? — наконец, произносит он.
Не отвечаю, потому что не вижу смысла. Он хочет, чтобы я наивно рассчитывала, что совместные завтраки вернут Питу рассудок? Если доктор Аврелий отправил его восвояси, потому что исчерпал возможности, то зачем вообще весь этот цирк? Да, успехи есть: Пит больше не набрасывается на меня, брызжа слюной, с криками, что я переродок, но этих успехов он достиг еще в 13-м. Потом в Капитолии я только убедилась в своем мнении: где-то глубоко-глубоко
