Хагор тряхнул головой, и глаза его вновь просияли синевой.
— Отключился я. Так это. Силы всё чаще покидают меня, и я порой засыпаю на ходу от слабости. Ветхий я телом своим. А настойка — это так, баловство, ничего уже не меняющее для меня. Договаривай уж.
— И преждевременные грёзы твоей внучки едва не стали причиной гибели того, кого ты ждал, — закончил Хор Арх. Внезапная сонливость Хагора заразила и его. Хотелось лишь одного, чтобы Хагор поскорее исчез с глаз долой.
— Весь этот план придумала бедняжка Гелия. Она так боялась повторения своей судьбы для дочери, что стала просить меня: «Отец, улови его образ и всели в сердце моей дочери, чтобы она уже не смогла вступить своей ищущей душой в западню, обольстившись пустой красотой. Я и подумал, может так и лучше? А видишь, что вышло. Я утратил её, мою Гелию. Как я страдаю без неё! — Хагор опять с лёгкостью заплакал. Обильные слёзы залили его тёмное и старое лицо, вызвав нескрываемую жалость в его маленьком собеседнике.
— Надо же и тебе дать толику утешения. Пауку не удалось окончательно и навсегда ускользнуть от настигающего его возмездия, как он о том мечтал, — сказал он Хагору.
— В чём же видишь ты возмездие, коли он владыка целой страны, он блаженствует, а мы тут с с тобой пресмыкаемся, всё одно что твои пещерные твари…
— Возмездие это его страх, его вселенское одиночество. В чём его блаженство?
— В том, что никто не препятствует ему в его своеволии. Он не чувствует никакой боли!
— Он её чувствует. Он способен к страданию, как и все здешние люди.
— Зато ему всё равно, что от него отвернулись его же сородичи, — возражал Хагор, размахивая руками, ставшими зелёными от снадобья. — Зелёный стал, как ты, — заметил он. — Трава-то из меня не полезет от твоих снадобий? Да, он ничуть не страдает, что ему закрыли вход в наши миры…
— Это не так. Он получил посыл о возможном для него прощении в будущем.
— Так ему послали утешение, а мне лишь и остаётся ждать обещание грядущей кары со стороны Паука? Ему свободу и утешение, а мне ни того, ни другого?
— Ты сам и создал все те риски для себя, которых теперь страшишься. Ты утратил связь с Владыкой Красной звезды, как и понимание языка родного мира. Ты зачем убил Нэиля?
— Разве я? Это были те самые хупы, которых он отловил во время поимки людей для работорговцев. Вернее, те из хупов, которым удалось убежать от поимки их военными. Они его выследили и прикончили выверенным ударом, сломав ему шею. Ведь в числе хупов оказался и разжалованный телохранитель самого Ал-Физа! Не только земляне владеют этим боевым приёмом, не только я способен ломать им хребты своим Кристаллом. Тон-Ат никудышний врач и не производил вскрытия. Кто бы ему такое и позволил? Тело офицера-аристократа из самой охраны Коллегии Управителей сразу же увезли с места преступления. Тон-Ат всего лишь сделал свой вывод по внешнему и торопливому обследованию тела, пока не прибыли военные и не забрали его. Ведь он психиатр и селекционер растительных форм здешней жизни, а не эксперт по криминальным смертям. Он лишь глянул и отошёл, вернее, его оттеснили те, кто и прибыли по вызову соседей. Весь двор сразу же оцепили и посторонних разогнали. Ведь это же Тон-Ат дал тебе свою версию событий?
— Откуда ж ты-то познал все подробности?
— Так я там был. Я видел расправу…
— Видел и не заступился?!
— А каким образом я бы это проделал? У меня нет как у Рудольфа испепеляющего луча. И мой Кристалл в этом случае, когда убийство уже произошло, чтобы изменил в сложившейся ситуации? Ну, перепилил бы я шею тому верзиле, а толку-то? Разве это воскресило бы Нэиля? К тому же того хупа вскоре нашли со сломанным шейным позвонком в одном из злачных заведений столицы. Тоже, видать, отомстили за гибель аристократа его коллеги по воинскому ремеслу. У них там бесконечные битвы, убийства. Они все друг с другом воюют, была бы причина для ненависти. А таковые причины их же жизнеустройство продуцирует без конца. Тогда как на любовь и прощение они всегда скупы.
— Ты мог бы отпугнуть их хотя бы тем, что стал бы свидетелем и препятствием для их преступного умысла. Мог бы созвать криком жителей дома поблизости, вспугнуть бандитов, рядящихся в хранителей уличного порядка.
— Чтобы и меня, если уж не убили одним ударом, так утопили бы в том дворовом бассейне?
— Никто не стал бы препятствием для отчима Нэиля провести собственное вскрытие и исследование. Он нашёл бы возможности проникнуть туда, куда ему и необходимо. И он сделал это, в чём я и уверен. Я не верю тебе, Хагор, зловещий ты сказитель. Ты лжец, а к тому же и трус. И был им всегда.
— Прав ты. Что уличил меня в трусости. Таков я и есть. Что стоило мне тогда, в тот день скинуть того землянина в пропасть, над которой мы сидели? Когда я прочёл в его скрытых и для него самого тёмных глубинах и понял его замыслы о моей Гелии? Она сидела, любуясь, играя его рукой, а он мысленно уже входил в неё в нечестивых своих мечтах. Был он тогда весь изголодавшийся по женщинам, одинок, хотя ещё и горд для того, чтобы опуститься до мутного греха. И вот тогда я подумал, а что если скинуть его в пропасть? Толкнуть в спину? Мой Кристалл — усилитель был при мне, но я испугался его жуткого оружия, его силищи. Вдруг он одолел бы меня? И уж точно убил бы. Как же тогда моя Гелия, моя Инэлия? Здесь и без меня? Струсил. Да. За себя больше, чем за них. Только за себя и боялся. Всегда его боялся. И он это знал. Он постиг мою трусливую сущность сразу и нарочно пугал своим оружием, забавлялся! — тут Хагор с ожесточением засверкал глазами и сжал свои сухие и узкие губы. Слёзы пропали, будто его старческая и столь же сухая кожа впитала их, как песок пустыни. Он и казался красным и тёмным ликом подобен этим пескам. — Что мне и за дело до этого грязного и подлого провала Вселенной? До их жизней и до их смертей? Если у меня своя лишь цель. И смысл существования моего скрыт не здесь. И в ответе я лишь перед своей Родиной, а не пред их выдуманным Надмирным Отцом-Светом. Какому еще Свету есть до них и
