болтаться, но уже без кости. Ни согнуть его, ни двинуть им. Так, сосиска бесполезная.
Но что же стало с моим телом-то? Почему я вдруг так... омолодился? Судя по тому, что на большом пальце около сустава у меня красовалась бородавка, которую мне бабуля таки вывела красной ниткой, завязывая её вокруг бугорка и закапывая потом аод берёзой, рука была точно моя. Да и на щиколотке имелся шрам — соседская собака цапнула, когда я хотел яблок в чужом саду надрать. Удивительно всё это...
Однако удивление удивлением, а встречаться с обворованными мальцами мне вовсе не хотелось. Не думаю, что им понравилась бы моя выходка. И, хотя я и понимал, что воровство — проступок, за который даже по Библии следует наказание, но другого выхода прикрыть наготу я не видел. Значит, из двух зол следует выбирать наименьшее. Сейчас это была мелкая кража старой драной крестьянской одежонки, вызванная непреодолимыми обстоятельствами. проступок мелкий и обусловленный.
Однако теперь путь в Истопницу, откуда, похоже, были родом парнишки, мне тоже закрыт: по одежде меня враз вычислят, и неизвестно, какое наказание применят за воровство.
+++
Добро* — мужской половой орган в речи древни славян.
Третьево дни ** — за три дня до этого.
Сряда*** — одежда в простонародье.
Баламутень
Сначала я лез сквозь кусты, стараясь производить как можно меньше шума, чтобы не привлечь внимания парнишек. Потом, отойдя уже на более безопасное расстояние, припустил со всех ног в сторону леса, который увидел внизу, под взгорьем, разделяющим речушку и саму дубраву. В вечерней тишине звуки хорошо разносились над землёй. Вон, слышно, как мальцы верещат, удивляясь пропаже «сряды». Крики воинственные, обещающие оторвать башку вору, выломать ноги и засунуть их... ну, не стоит тут точно указывать место, куда мальцы мечтали засунуть мои выломанные ноги.
Вдруг Худяшу (а может, Рыжуну?) пришла в голову мысль, что это над ними подшутила русалка. Напомнила таким макаром, что должок за Истопницей числится, который завтра надо обязательно заплатить... Худяш вдруг завыл с таким надрывом, так горько и жалобно, что у меня даже ноги подкосились. О чём он там причитает? Я прислушался, остановившись. Понятно... Именно завтра пришёл черёд отправляться к Болотнику его сестрице, Матрёне. И ежели она уйдёт, то останутся они с мамкой вдвоём. А у мамки ноги отказали намедни... Помрёт она без Матрёшиной подмоги, а следом и сам Худяшка сдохнет... С голодухи ноги протянет...
Мальцы перестали вопить, рассылая угрозы, стали мягко увещевать друга, успокаивая. Мало-помалу говор стал удаляться — ребятня направилась в деревню. Затем голоса и вовсе смолкли.
Я присел на пенёк, отдышался. Ага, шёл-шёл вроде бы от реки, а она же, сделав крюк, снова ко мне приблизилась. Я опять оказался на берегу, около воды. Только место тут было... какое-то девственное, что ли. Я бы даже сказал: нога человека здесь если и ступала, то крайне редко. Ну, это мне только на руку: встречаться с кем бы то ни было сейчас я вовсе не хотел. И это здорово, что тут тихо и спокойно, можно не торопясь всё обдумать и сделать выводы.
Итак, что мы имеем. Первое: я резко помолодел, но это остался-таки я, поскольку вон и родинка на плече моя, и шрамик на коленке, который я получил, брякнувшись во время игры в салочки на осколок бутылки. В принципе, это неплохо. Быть молодым, оставшись всё-таки собой — это даже здорово!
Ну да, худосочный. Но, помнится, я как раз в тринадцать лет начал и в плечах раздаваться, и в рост пошёл. Главное сейчас — это спортом активно заниматься. Хотя и еды хорошей не мешало бы... Но где её тут взять, еду-то? Не зря Худяш так убивался и предрекал себе скорую смерть от голодухи. Подростку одному вряд ли выжить в этой жизни. Хотя и в то наше время ему туговато бы пришлось. Детдома не в счёт — о них отдельная статья, не к ночи будь они помянуты.
Второе: похоже, я перенёсся и во времени и попал в прошлое. Судя по одежде, именам, говору. Какое это время — непонятно, в истории Руси, простите, я не особо силён. В институте студент юрфака Барков Павел историю всегда безбожно прогуливал, считая ненужным предметов. Да и преподы особо не настаивали, чтобы мы на неё уделяли внимание. Думал я, что никогда эти знания не пригодятся. Ан вот как получилось... Хорошо это или плохо? Фиг его знает, потом прояснится.
Третье: оказался я в деревне Истопница, где стоит дом моего деда. Тут хорошо лишь одно: понятно, где я. Всё, остальное пусто-пусто.
И четвёртое есть... Правда, мне самому это кажется фантастическим, но всё ведётся к тому. Анастасия Павловна, похоже, перенеслась сюда же, только раньше меня. И хотя яблоки ели мы с разницей в несколько часов, перебазировка в прошлое произошла с разницей во времени, равной трём суткам. Анастасия тоже здесь. И она, вроде как, юна, но чуток постарше меня нынешнего. По разговору этих шкетов я понял, что Настя вполне так себе уже сформировавшаяся девушка. И даже очень привлекательна... А это явный плюс ситуации!
Э-ге-гей! Старый холостяк, придерживающийся принципа, что всё зло от женщин! Забыл главное правило жизни: «Держи голову в холоде, еду поближе, а баб — подальше»? Юношеские гормоны, что ли, играют? Только этого мне не хватало сейчас. Зашкаливающий тестостерон — оно мне вот на фиг не надо! Вот это точно плохо, огромный минусище...
Однако... Что там малец говорил? Что местные, явно средневековые законы предписывают ежегодно приносить в жертву какому-то Болотнику девушку. Как здесь происходит это всё — неясно. Убивают они девицу или сжигают её на костре? Просто заводят в болото и топят? Кто бы
