Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
Ник принял решение. Если педантичный родственник допускает нарушение трудового порядка, то уж ему, подрастающему оболтусу, сам бог велел. Молодой человек присел за прилавок. В нише у самого пола в беспорядке валялась копеечная сувенирка – спичечные коробки, зажигалки, блокноты и прочее барахло. Схватив первый попавшийся календарик с изображением куполообразного здания на фоне высокой стреловидной башни и подписью снизу «Екатеринбург 2012» (как, интересно, уральский календарь оказался в Москве?), прикинул его стоимость – далекие города расходились исключительно плохо, даже со значительной скидкой – покупатели предпочитали тосковать по родным, или хотя бы знакомым местам. Итак, максимальная цена – три патрона, реальная – один.
Ник отсчитал из собственных запасов два компромиссных патрона и положил их в кассу. Дядя всецело доверял племяннику, и тот не давал поводов усомниться в собственной честности. С приобретенным у самого себя календариком юноша подошел к постоянному покупателю (вернее, постоянному непокупателю), старичок с отсутствующим видом завис у витрины с компьютерной техникой.
– Хмм… прошу прощения, – Ник осторожно тронул его за рукав. – Вы не присмотрите за магазином? Всего пять минут, мне нужно срочно отойти, но я быстро вернусь, обещаю.
Пока сомнение на лице деда не переросло в полновесный отказ, Ник быстро всучил ему презент:
– А это вам!
Старик жадно ухватился за календарь, его морщинистые, со вздувшимися узлами вен руки тряслись, пока он подносил подарок к подслеповатым глазам.
– «Екатеринбург, две тысячи двенадцать», – тихим, чуть скрипучим голосом прочитал он вслух. – Мальчик, но как ты догадался, – старик с искренним удивлением смотрел на продавца в упор и ждал ответа на непонятный вопрос, – что я из Свердловска?
Ник, задетый дурацким обращением – мальчиком его не называли давно, лет с тринадцати, лишь пожал плечами:
– Так вы присмотрите?
– Да-да, обязательно, но…
– Большое спасибо! – Ник рванулся к двери и уже через мгновенье оказался на свободе. Оставалось только добраться до места, где вставали на ночевку караваны.
С точки зрения любого «иноземца», не знакомого с географией конечной станции Серпуховского-Тимирязевской ветки московского метрополитена, стоянка для караванщиков и торговые ряды находились не на Бульваре Дмитрия Донского, а на станции Старокачаловская. В реальности же путь от самого центра Донской, где располагался антикварный магазин семейства Кузнецовых, до Старокачалки занимал всего пару-тройку минут. Слившиеся в противоестественном архитектурном экстазе, эти станции являли собой единое целое – нечто подобное в «живой» природе демонстрируют, например, сиамские близнецы, несчастные существа, сросшиеся телами. При строительстве Дон перерезал Старокачаловскую пополам, расчленив на две независимые платформы, вклинился в ее нутро, да так и остался на месте преступления: посредине композиции – мощная и неделимая Донская, помимо стандартных путей и единой платформы увенчанная длинными, широкими балконами, и два «аппендикса» по бокам – раздробленные половинки Старокачаловской: один путь и одна платформа за восточным краем Донской и то же самое, но – в зеркальном отображении – за западным. Чтобы добраться до места встречи, Никите нужно было пробежать совсем немного по донскому балкону и спуститься по лестнице, ведущей к узкому, темному перрону одной из частей Старокачалки. Сегодня он направлялся к западной «половинке».
– Оля, – Ник заметил ее стройную, соблазнительную фигуру издалека. – Оля!
Высокая, с длинными красивыми ногами Ольга выделялась среди гурьбы скучающих «чужеземных» девиц, прибывших сюда с других станций. Пережившие Войну утверждали, что подземное поколение, то есть рожденное в Метро, уже после Катастрофы, отличается исключительной низкорослостью и через пару генераций вовсе выродится в гномов и карликов. Так вот, Оля одним своим видом начисто опровергала злобные предсказания престарелых перечников.
– Никитос, упырь тебя дери, сколько можно ждать?! – Ольга злилась, и от этого ее симпатичное личико несколько теряло свое очарование.
Дядя, известный дамский угодник, говорил – и племянник никогда не подвергал его слова сомнению, – что девки нынче пошли страшные. Бледные, как непонятные Нику спирохеты, неухоженные, с отвратительной кожей и ужасными, паклевидными волосами (паклю Ник видел). Без косметики и парфюма, в чудовищной одежде, в которой нет ничего соблазнительного, позабыв об эпиляции и минимальном уходе о теле, женщины превратились в самок – вонючих и донельзя волосатых.
Дядя говорил об этом нечасто, только в состоянии тяжелого подпития, а пил он крайне редко. Но если уж пил, то обязательно проклинал тяжелую судьбу, лишившую его общества красивых шлюх и шлюховатых красавиц. «Настали беспросветные времена шлюховатых шлюх…»
Однако среди многочисленных Никитиных дам дядя неизменно выделял Ольгу, называя ее «похожей на человека» и навязчиво призывая Ника немедленно на ней жениться, «пока какой-нибудь гоблин с соседней станции не утащил бесхозяйную сексапилку в свою берлогу». Ник к замшелому институту брака относился крайне негативно, но о дядиных словах не забывал. Ему льстило, что подруга соответствует бескомпромиссным и чрезвычайно высоким стандартам любвеобильного дяди. В чем-чем, а в женщинах – настоящих женщинах! – его единственный родственник понимал толк.
– Юная леди, ну что за недостойные выражения? «Никитос», «упырь побери»… Разве благовоспитанная девушка может позволить себе выражаться столь неизысканным образом? – Ник попытался придать голосу степенную, размеренную мудрость, присущую книжным героям девятнадцатого века, однако утомительный спринт по станции сбил ему дыхание, и вместо нравоучительной сентенции получилась жалкая и неубедительная отповедь грубиянке.
– Радиоактивной пыли в своей лавке нанюхался? – с наигранным сочувствием поинтересовалась «благовоспитанная девушка», не забыв при этом весьма красноречиво постучать пальцем по виску. – Чего блажишь, головка бо-бо?
Времени на пикировку не было – обещанные любезному старичку пять минут подходили к концу.
– Ты нашла кого-нибудь?
– Да, у МЕНЯ все в полном порядке. А у ТЕБЯ?
Издевательский тон Ольги взбесил бы парня в любой другой день, но только не сегодня. Брошенный на произвол судьбы магазин (ну в самом деле, какой прок от престарелого божьего одуванчика семидесяти или даже восьмидесяти годов отроду?), вытеснил из головы все остальное.
– Поводи их кругами, потяни время, будь умничкой, а я в долгу не останусь.
Отчеканив это, Ник бросился обратно в лавку. Ольга что-то кричала ему вслед, судя по экспрессии, явно недружелюбное и вряд ли приличествующее благовоспитанной леди. Однако он слишком давно и хорошо ее знал и потому за просьбу свою не переживал. Обматерит, но сделает. Правда, счет потом выставит – ого-го!
«Но если есть в кармане пачка сигарет, – Ник, не снижая скорости, на ходу прощупал нагрудный карман, драгоценное курево было на месте, – значит, все не так уж плохо на сегодняшний день»[2]. Ему найдется, чем расплатиться с разъяренной, но исполнительной фурией.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
