— Да, но Обри не может любить людей лишь за то, что они добрые, — возразила Венеция.
— Теперь вы говорите чушь.
— Вовсе нет! Обри любит людей не за их поступки, а за мысли.
— Возвращение Конуэя пойдет Обри на пользу, — заметил Эдуард. — Если из всех людей ему правятся только ученые, специалисты по античности, то самое время…
— Прошу прощения, — чопорно произнес Эдуард. — Должно быть, я неверно вас понял.
— Вот именно! И мои слова о Конуэе вы тоже неверно поняли. Клянусь вам, что не испытываю никакого недовольства своим положением. Конечно, удобным его не назовешь… — Увидев, что Эдуард выглядит обиженным, она воскликнула: — Ну вот, теперь я вас рассердила! Сегодня чересчур жарко для ссор, поэтому не будем больше спорить. К тому же я должна выяснить, что нужно няне. До свидания, и спасибо за газеты.
Глава 2
Избавившись от няни, которая, помимо изношенных простыней, предъявила с упреком две рубашки Обри с оторванными манжетами, Венеция угодила в плен к экономке. Мнимой целью миссис Гернард было напомнить ей, что пришло время готовить желе из ежевики, а реальной, к которой она приступила после долгих предисловий, — защитить новую прачку, ее племянницу, от обвинений няни. Так как обе пожилые дамы в течение двадцати шести лет пребывали в состоянии взаимной ревности, Венеция знала, что упомянутая небрежность прачки неизбежно приведет к жалобам на няню, которая, заподозрив неладное из-за продолжительного визита хозяйки в комнату экономки, начнет досаждать Венеции вопросами о том, какую бессовестную ложь на нее наговорили. С ловкостью, обусловленной длительной практикой, Венеция вновь перевела разговор на ежевичное желе, пообещав миссис Гернард принести сегодня же корзину ежевики, и ускользнула в спальню, прежде чем грозная дама припомнила очередные грехи няни.
Сбросив французское батистовое платье, Венеция извлекла из гардероба старое, из канифаса. Оно давно вышло из моды, а голубой цвет, полиняв, превратился в серый, но для сбора ежевики платье как раз подходило, и даже няня не станет поднимать шум, если на нем останутся пятна. Пара крепких туфель и чепец от солнца довершили ее туалет, и вскоре Венеция, вооружившись большой корзиной, вышла из дома, подгоняемая сообщением дворецкого Риббла, что мистер Денни, поехавший в Терек по делам, собирается снова заглянуть в Андершо на обратном пути на случай, если мисс Лэнион захочет передать какое-нибудь сообщение его матери.
Единственным спутником девушки в этой экспедиции был добродушный спаниель, которого Обри поручил ее заботам, обнаружив, что щенок чрезмерно возбудим, а помимо того, панически боится ружейных выстрелов. Спаниель был отнюдь не идеальным компаньоном леди во время одинокой прогулки, ибо, несмотря на свою досадную слабость, он, спортсмен по натуре, после безуспешных попыток ускорить шаг хозяйки с помощью прыжков вокруг нее, истерического тявканья и прочих выходок, свойственных собакам, редко спускаемым с поводка, убежал вперед, не обращая внимания на окрики, и появлялся лишь время от времени с высунутым языком и с видом улучившего момент среди неотложных дел, чтобы проверить, все ли в порядке с хозяйкой.
Подобно большинству сверстниц, выросших в деревне, Венеция была хорошим ходоком и, в отличие от некоторых барышень из благородных семейств, не боялась прогуливаться в одиночестве. Эту привычку она приобрела еще в школьные дни, когда ее целью было сбежать от гувернантки. Часовая прогулка по дорожкам среди кустарников была, по мнению мисс Поддермор, вполне достаточным упражнением для любой леди, и в редких случаях, когда обстоятельства или уговоры вынуждали гувернантку предпринять поход в ближайшую деревню длиной в милю, ее чопорная медлительная походка утомляла ученицу не меньше, чем привычка сопровождать прогулку нудными лекциями. Хотя мисс Поддермор и не достигла таких высот, как мисс Селина Триммер, которую она однажды встречала и которой впоследствии не переставала восхищаться, она была хорошо образованной, но, к несчастью, не обладала ни силой характера мисс Триммер, ни ее умением внушать симпатию ученикам. К семнадцати годам Венеции до такой степени наскучила гувернантка, что она отметила превращение из ученицы в юную леди, информировав отца, что, став взрослой и будучи в состоянии вести хозяйство, более не нуждается в услугах мисс Поддермор. С тех пор у нее не было никаких компаньонок, если не считать няню. Как Венеция объяснила леди Денни, она не видела никакой пользы от компаньонок, так как не бывала в обществе и не принимала гостей в Андершо. Не сумев убедить Венецию, что девушке не подобает жить в отцовском доме без компаньонки, леди Денни ограничилась просьбами к Венеции не прогуливаться по окрестностям без горничной. Но Венеция только рассмеялась в ответ и шутя заметила леди Денни, что та ничуть не лучше мисс Поддермор, не устававшей ей приводить в пример леди Хэрриет Кэвендиш (одну из учениц знаменитой мисс Триммер), которая, живя до брака в Касл-Дагласе, никогда не выходила за пределы сада без сопровождения лакея. Однако Венеция, не будучи дочерью герцога, не считала себя обязанной брать за образец леди Хэрриет.
— Кроме того, мэм, — заявила Венеция, — это, должно быть, происходило лет десять тому назад. А таскать с собой служанку, которая с удовольствием занялась бы чем-нибудь другим?.. Нет-нет, я не для того избавилась от мисс Поддермор! Да и что может случиться со мной здесь, где все знают, кто я такая?
Вздохнув, леди Денни удовлетворилась обещанием, что ее независимая молодая подопечная никогда не отправится без сопровождения в Йорк или Терек. После смерти сэра Франсиса она возобновила свои просьбы нанять компаньонку, но без надежды на успех. Ее огорчали слова Венеции, что та уже не девочка, но приходилось признать, что двадцатидвухлетняя мисс Лэнион уже близка к возрасту старой девы.
— Просто стыд, сэр Джон, — сетовала она мужу, — что такая красивая и жизнерадостная девушка, с таким покладистым характером до сих пор не замужем! По-моему, ее тетя просто ни на что не годна! Так и не смогла убедить сэра Франсиса отпустить Венецию на сезон в Лондон, и я не слышала, чтобы она уговаривала бедняжку приехать после смерти отца. Очевидно, эта женщина так же эгоистична, как ее брат. Ах, если бы не расходы, которые мы понесем, вывозя в свет наших девочек, — ибо даже если что-нибудь выйдет из привязанности Клары и Конуэя, на что я не слишком рассчитываю, я решила, что все пятеро должны быть представлены ко двору! — так вот, если бы не это, я сама отвезла бы Венецию в Лондон и уверена, что Венеция нашла бы себе достойную партию, даром, что сейчас уже не первой молодости! Только можете не сомневаться, что она откажется оставить Обри, — уныло добавила леди Денни. — А ей следовало бы знать, что скоро будет слишком поздно!
Венеция отлично это знала, но, так как не видела никакого выхода из положения, пока Конуэй оставался за границей, ей приходилось мириться с ситуацией. Леди Денни удивилась бы, узнав, с какой тревогой Венеция думает о своем будущем.
Ей предстояло сделать выбор между браком с Эдуардом Ярдли и жизнью пожилой, никому не нужной старой девы в доме брата. Впрочем, оставаться в Андершо ее вынудили бы условности, а не зависимость. Незамужним леди не подобает жить одним. Сестры, пережившие брачный возраст, могли жить вместе. Долгие годы леди Элинор Батлер и ее близкая подруга мисс Сара Понсонби жили вдвоем, несмотря на противодействие родителей. Они сняли коттедж где-то в Уэльсе, объявив всему свету, что их можно считать монахинями. Так как они все еще там проживали и, насколько было известно, никогда не покидали своего убежища, можно было сделать вывод, что такое существование их устраивает. Но Венеция не была эксцентричной, и, даже имей она такую же близкую подругу, ей никогда не пришло бы в голову делить с ней дом — она предпочла бы выйти замуж за Эдуарда. Впрочем, отнюдь не давая воли детским мечтам о знатном и красивом поклоннике, Венеция чувствовала, что наилучшим выходом из ее затруднений стал бы брак не с Эдуардом, а с каким-нибудь другим мужчиной.
