бесталанный. Тот, кто не умеет поглощать ману и пользоваться ей. Таким был Ярослав Котов до того, как я занял его тело. Но теперь-то всё изменилось.
— Слушай внимательно, — говорю, когда вместе с моим другом Тарасом добираемся до забора. — Больше! Никогда! Не смей! Ко мне! Приближаться! Червь!
С каждым словом бью его лицом о каменный забор. Трещит сломанный нос, сдирается кожа со лба и скул. Тарас орёт разбитыми губами и пробует сопротивляться. Но моей маны хватает, а духовной защиты головы у него нет. Так что бац, бац, бац!
Крики сменяет скулёж. По лицу Тараса текут кровавые сопли и слёзы.
— Котенок, хватит! — в панике кричит Данил. — Ярослав! Ярик!
Пожалуй, действительно хватит. А то ведь и убить могу — а память Ярика подсказывает, что убийства в этом государстве вне закона. Государство, кстати, называется Российской Империей.
Есть и законные убийства — на дуэли, например, или если ты дворянин и решаешь казнить своего слугу. Но там полно ограничений…
Ладно, пока неважно. Главное — убить Тараса я сейчас не могу. Да и не хочу. Я ведь не тиран какой-нибудь, даже в Эринде никого не казнил забавы ради.
А тут я далеко не владыка мира, простой сирота и к тому же простолюдин. Так что всё, довольно. Думаю, Тарас усвоил урок.
— А ну угомонились! — раздаётся крик. — Разошлись!
Поднимаю глаза и вижу двух взрослых мужчин. Бегут в нашу сторону. Понимаю, что это охрана интернета.
— Вы поздно, господа, — развожу руками. — Без вас разобрался!
— Прикуси язык! — рявкает один из охранников, с чёрными усами. — Что у вас случилось?
Грубый тон приходится стерпеть. Ну не объяснять же бугаю, что на самом деле я — владыка целого мира? Тем более, бывший. Для него я — рыжий пацан, воспитанник интерната.
— Он нас ижбил! — вопит Игорюша. — Вот, жапяштье мне шломал!
Данил согласно кивает, ногой откидывая палку в сторону. Тарас невменяем, только что-то мямлит у меня под ногами.
— Один троих избил? — удивляется мужчина и смотрит на меня. — Ты же Котов, верно?
— Так точно, сударь. Ярослав Алексеевич Котов.
Вытягиваю руки по швам, свожу вместе каблуки форменных туфель и отвешиваю лёгкий поклон. Подобным образом в этом мире принято проявлять уважение к старшим. А охранники, хоть и тоже простолюдины, всё-таки старше меня. По должности, да и по возрасту.
Мог бы применить печать Обольщения, но смысла не вижу. На мужчин она плохо действует, к тому же в глазах обоих охранников и без того возникает уважение. Ещё бы, печально известный Котёнок раскидал троих не менее известных хулиганов. Событие не рядовое.
Да как раскидал — одному руку сломал, другого заставил штаны обмочить, а третьего и главного вообще чуть не убил. До сих пор жалобно мычит, как новорожденный телёнок.
Один охранник крякает и наклоняется к Тарасу. Второй, который с усами, сверлит меня взглядом, пытаясь сообразить, как такое вообще получилось.
— Он первым напал! — кричит шепелявый. — Мы тофько жащищалищь!
— Чего ты там лепечешь, отрок?
— Защищались мы, — бурчит Данил, пытаясь руками прикрыть позорное пятно на штанах.
Не получается — охранники пялятся прямо на него. Да и мочой воняет так, что не скроешь.
— От Котёнка? — хмыкает усатый.
— Да! — восклицает жирный. — Он ш палками на наш! Ш палками!
— А не вы ли трое, как разбойники, кинулись на меня из леса? — поворачиваюсь к Игорю, вонзая в его пухлую тушу злобный взгляд.
У того дрожат губы, но он продолжает стоять на швоём… то есть, тьфу, на своём:
— Н-нет! Ты перфый нащал!
— Ладно, тихо! — командует охранник и говорит товарищу: — Веди этих троих к лекарю. Котов, за мной. Неважно, кто начал — однокашников так бить нельзя. Будешь с Августиной Федоровной разговаривать.
У меня крутит живот и потеют ладони. Непроизвольная реакция организма на одно упоминание этого имени. Вспоминаю, что Августина Федоровна — директриса интерната. Суровая и неприступная женщина, член дворянского рода Соловецких. Все воспитанники боятся её, как мышь удава, и Котов не исключение.
Скорее наоборот — он боится её даже сильнее, чем Тараса и других отморозков.
Но беру себя в руки. Я — не Котёнок. В Эринде мою постель согревали десятки самых властных и недоступных женщин. Что мне директриса какого-то сиротского приюта?
Пока идём, осматриваю себя. Серый пиджак в грязи, рукав надорван, пуговицы не хватает. Придётся снять — негоже в таком виде представать перед директрисой. Белая рубашка почти не пострадала, только ворот грязный. Брюки тоже не в лучшем виде, как и туфли, но, ничего, сойдёт. Я ведь, как-никак, после драки.
Закончив с формой, прикрываю глаза и перенастраиваю потоки маны. Вот теперь энергия струится по телу, как положено. Чувствую прилив сил. Половину направляю на расширение потоков, другую половину коплю. Тело, конечно, совсем не приспособлено сохранять ману, поэтому получается плохо. Но хоть какой-то запас умудряюсь создать, пока мы подходим к приёмной директрисы.
— Здесь сядь, — бросает охранник, кивая на лавочку у стены. — У себя? — обращается к сидящей за столом секретарше.
— У себя, — с улыбкой отвечает та.
Ух, какая девушка. Миниатюрная такая, хрупкая, с миловидным личиком и пухлыми красными губками. С её узкими плечами грудь второго размера смотрится внушительно. А декольте на бежевой кофточке только подчёркивает упругие прелести.
Мужчина заходит в кабинет начальницы, а я стираю глаза о милое личико и декольте секретарши. Тьма меня пожри! Юношеские гормоны неслабо бьют по мозгам. Так бы и накинулся на эти персики…
Только вряд ли взрослая, хоть и молодая женщина согласится возлечь с семнадцатилетним щеглом. Который, к тому же, всем известен как слабак и нюня.
Да-а, мне предстоит серьёзная работа над авторитетом… Потому что женщины — одна из немногих моих слабостей. Ещё музыка. Крайне полезное хобби для того, кто создаёт магические печати. Но этим делом озабочусь чуть позже.
Секретарша замечает, что я на неё пялюсь, и отвлекается от документов.
— За что привели? — спрашивает.
Вежливая улыбка не уходит с её лица. Большие изумрудные глаза под стеклами очков напоминают о моей ученице Галли.
— Да так, — расслабленно отвечаю. — За драку.
— Тебя, за драку? — девушка недоверчиво глядит на меня поверх очков.
Вспоминаю, что её зовут Маргарита. И она тоже дворянка, но из какого-то совсем мелкого рода, который не владеет землями. Поэтому работа секретаршей у более знатной особы не наносит вреда её чести.
— Я изменился, сударыня. Можете не удивляться — вскоре вы много обо мне услышите.
— Надеюсь, что только хорошее, воспитанник, — Маргарита улыбается шире и встаёт, чтобы взять какую-то папку со стеллажа. Для этого ей приходится повернуться ко мне спиной.
Тысячу серрангов мне в портки! Вот
