исполнил приказ незамедлительно.
– Господи, Господи, – запричитала вдова, – зачем это? Святой отец, зачем вы позвали этих страшных людей?
– Дочь моя, – заговорил отец Иона, – по протоколу мы должны тебя осмотреть: надобно, чтобы ты сняла свою одежду.
– Что, всю одежду? – не верила вдова. Она оглядела дюжину мужчин, что были в зале.
– Дочь моя, пред Святым трибуналом ты должна стоять, как и перед Господом нашим будешь стоять, ничем не прикрыта. В том не будет тебе укора, коли ты станешь нага здесь.
– Надобно все снять? – все еще сомневалась женщина.
– Да, – говорил брат Иоганн с суровым лицом, – иначе палач снимет с тебя платье неласково.
Гертруда Вайс, рыдая, стала медленно раздеваться.
– Женщина, не трать время наше, разоблачайся быстрее, – крикнул брат Иоганн, – палач, помоги ей.
Сыч подошел, стал раздевать вдову и кидать ее одежду на лавку. Волков услышал, как за ним кто-то пошевелился. Он повернулся и увидел монаха брата Ипполита – тот отвернулся и смотрел в жаровню с углями, чтобы не видеть женского тела. Шептал что-то.
А палач раздел женщину догола, стянул чепец с головы и снял с нее обувь – все это он делал с серьезным, даже злым лицом.
– Распусти волосы ей, – командовал брат Иоганн.
Сыч повиновался.
Волков глядел на вполне себе хорошее женское тело. Несмотря на возраст, вдова была аппетитна, только вот атмосфера, что царила в зале, никак не располагала к любовному настроению.
Женщина выла, ни на секунду не умолкая, пыталась руками прикрыть срам, да Сыч не давал, одергивал ее, чтобы руки не поднимала.
– Вдова Гертруда Вайс, сейчас тебя осмотрят честные люди: один из них монах, что не принадлежит к Святому трибуналу, брат Ипполит, и добрый человек, славный своими подвигами, божий рыцарь Фолькоф. Не против ли ты, что они будут свидетелями по твоему делу? – заговорил отец Иона.
– Нет, не против, – подвывала женщина.
– Брат Иона, – заговорил отец Николас, – надобно ли брату Ипполиту тут свидетельствовать в таком деле, молод он, нужно ли ему видеть женское тело? К чему соблазны такие?
– Ничего-ничего, пусть укрепляет себя и дух свой, – не согласился брат Иона и добавил тихо: – Да и некогда искать другого, обед скоро.
Брат Николас вздохнул только в ответ.
– Брат монах и вы, господин рыцарь. Подойдите к женщине, поглядите, есть ли на коже у нее родимые пятна, что напоминают рогатую голову, голову пса с пастью, голову козлища с рогами, голову кота?
Волков и краснеющий как пламя брат Ипполит стали оглядывать голую вдову со всех сторон. Никаких родимых пятен у нее не было.
– И под грудями ее смотрите, – настаивал брат Иоганн.
Посмотрели под грудями.
– Нет, святой отец, – произнес Волков, – ни одного родимого пятна нет. Только родинка большая под мышкой, под левой рукой.
– Палач, добрый человек, посади женщину на лавку, пусть свидетели поглядят, нет ли у нее под волосами на голове таких пятен?
Сыч усадил Гертруду Вайс на лавку, а Волков и брат Ипполит оглядели ее голову сквозь волосы.
– Нет, святые отцы, на голове тоже нет таких пятен, – сказал кавалер.
– Нет так нет. Хорошо, – начал было отец Иона, но его остановил брат Иоганн, он что-то шепнул Ионе, и тот вспомнил, начал кивать головой: – Ах да, ведьмы бывают очень хитры. Палач, пусть свидетели посмотрят родимые пятна в волосах у женщины под мышками, в волосах у лона ее и в заднем проходе, ведьма и там может прятать образ господина своего. Такие случаи известны.
– Известны, – кивал отец Николас.
Вдова, подвывая, делала то, что ей говорили, а кавалер и залитый краской монах осмотрели все, что было необходимо, и первый раз за всю свою жизнь созерцание красивого женского тела не принесло Волкову никакого удовольствия.
– Мы не нашли у нее никаких пятен, святые отцы, – доложил кавалер.
– Так что ж, нет пятен, ясно, – произнес отец Иона.
– Мне можно одеться, господин? – всхлипывала вдова.
– Зови меня святой отец, а не господин, – терпеливо говорил отец Иона, – а одеваться я тебе еще не разрешаю. Палач, сын мой, поставь эту женщину на колени, на лавку, и наклони ее, чтобы свет падал ей на спину в избытке.
Сыч поставил женщину на колени на лавку, как просил глава трибунала, а тот продолжил:
– Добрый рыцарь и ты, брат монах, проверьте как следует, есть ли у нее на крестце и промеж ягодиц, над задним проходом, шрам, как от усечения или как от прижигания?
Волков и монах опять осматривали вдову на совесть.
Кавалер глянул на монаха, тот только головой помотал, и Волков сказал:
– Нет, шрамов мы не видим.
– Палач, сын мой, а знаешь ли ты, как проверять родинку, что на боку у нее? – спросил отец Иона у Сыча.
Волков был удивлен, но тот и это знал.
– Да, святой отец, – отвечал Сыч. Тут же достал из шва на рукаве рубахи большую иглу, показал ее монахам. – Могу проверить.
– Так делай, добрый человек, – благословил монах.
Палач подошел к женщине, деловито поднял ее руку и сказал:
– Держи, не опускай.
Вдова тонко завыла, а потом и громко ойкнула, когда игла вошла ей в родинку на полфаланги пальца. Затем Сыч вытащил иглу и стал давить родинку, и когда появилась капля крови, взял ее на палец и показал трибуналу:
– То не отметина нечистого, тут кровь есть.
– Что ж, – отец Иона сложил руки молитвенно, а писари стали убирать свои бумаги и перья, – на сегодня все. Одевайся, дочь моя. Господин рыцарь, пусть люди ваши проводят ее в крепкий дом, до завтра.
– Держат пусть милостиво, без железа, – добавил отец Николас. – Угрозы мы в ней пока не видим.
– Куда, куда меня? – не понимала женщина, торопливо одеваясь.
– В тюрьму, – коротко отвечал ей палач, помогая одеться. – Не бойся, велели тебя в кандалы не ковать.
– Так за что же? Разве не убедились, что я не ведьма?
– Святые отцы завтра продолжат инквизицию, – сказал Волков. – Сыч, проследи, чтобы у вдовы были хорошая солома и хлеб.
– Я соломы дам ей из телеги и рогожу тоже, чтоб не замерзла за ночь, – обещал Фриц Ламме по прозвищу Сыч.
– Что ж, братия, – выволакивал свое грузное тело из-за стола отец Иона, – раз хорошо сегодня поработали, будем и есть хорошо.
Брат Иоганн и брат Николас согласно кивали, а монахи-писари и вовсе похватали вещи свои и чуть не бегом кинулись прочь из склада, побежали к телеге удобные места занимать, а то последнему пришлось бы ногами до трактира идти.
* * *
Кавалер был удивлен: день только к середине шел, а члены комиссии уже закончили дела, но
