Книга ПВТ. Тамам Шуд - Евгения Ульяничева

— Юбка не мешает? — бросил Волоха, прежде чем обрушить на соперника хлесткий ливень ударов.

Гаер успешно открестился от всех, с головой уйдя в глухую оборону. Дышать приходилось ртом. В какой-то момент, пятясь спиной, рыжий ткнулся в кого-то из Ивановых.

Его со смешками и прибаутками пихнули обратно в круг. На краю сознания мелькнуло — могли и рыбу под ребра пустить.

Но почему-то не стали.

— А что, вас смущают мои бедра, капитан?

— Не привык драться с дамами, — любезно откликнулся русый.

— Не успеете привыкнуть, — пообещал Гаер, удачно, из терции, отбивая глупый удар снизу и хорошенько вмазал ногой.

Русого откинуло на арфу.

Клинок Гаера разминулся с его головой на пол-ладони, глубоко проткнул флаг.

— Вы оцарапали мою корабеллу, — сказал русый.

Запахло горькой смолой и выдохнуло в лицо — свежестью, какая бывает в хвойном лесу после грозового дождя.

Что-то в зеленых глазах неуловимо изменилось. Будто створки схлопнулись. Или, наоборот, поднялись?

— А это что-то меняет?

— Это меняет все.

И дальше Гаер понял, что Иванов его, по меньшей мере, искалечит. Физической мощи в них было, пожалуй, поровну — оба жилистые, выносливые, но вот в сабельном рубилове русый был сноровистее. И валентность — перевешивала. Сабля Волохи рассыпала улыбки и комплименты, вязала Двухвостку, килт Гаера украсили длинные разрезы, сам рыжий заработал тычок в плечо. Ответно подловил русого у борта, когда сдавили клинки — двинул ему в нос лобешником, но не успел завладеть инициативой, потому что клятый кошак плюнул в глаза кровью.

Гаер попятился, ослепнув, а потом кто-то сунул ему палубу под голову и рыжий моргнул, порезав ресницы о щеку сабли.

Тишина.

Иванов не спешил с ударом, а Гаер не мог пошевелить даже пальцем, чтобы дать команду стрелкам.

Здесь бы ему не помогла и Башня.

Русый убрал оружие. Молча протянул Гаеру руку.

Рыжий без раздумий за нее ухватился.

— Что я получу, работая на вас?

— Все, — коротко посулил арматор.

Зеленоглазый капитан поморщился.

— Скучно.

— Обещаю, чего в вашей жизни не будет, так это скуки. Суки — да, скука — нет, улавливаешь, не? — Гаер оскалился и подмигнул.

Смерть обмахнула крылом, остудила лоб, опять скользнула мимо, и у Гаера горячо билась жилка на шее. Жив, жив. Жить, жить.

— Добро, — усмехнулся зеленоглазый капитан.

Пожали друг другу запястья.

Когда корабелла арматора — бокастая мощная красотка — скрылась из виду, канула соринкой в колодези Лута, Волоха без спешки подошел к старпому. Цыган курил. Сплевывал за борт, за что в иные разы огребал от капитана.

Уклонился от подзатыльника и теперь, лениво показал крупные медвежьи клыки. Волоха лег локтями на борт, потянулся спиной.

— Ну как, в этот раз ты ставил на меня?

— Обижаешь, гаджо! Когда я против тебя держал?

— А Гвоздь? — поддел Волоха, поглаживая Еремию, точно лезущую под ладонь балованную кошку.

— Ну так, — цыган развел руками, — сам понимаешь, опыт на его стороне был…и потом, я столько загреб, с тобой же и поделился…

Волоха улыбнулся. Подпер подбородок кулаком, оглядывая Лут, приласкивая глазами.

— А хорошо мы сработали? — Дятел толкнул его в ребра. — Давно пора было с этим рыжиком ебальниками стакнуться да потолковать по-свойски, а то ходим-сеем, а этот хмырь и не чешется. Теперь вот, каперсы…

— Каперы, — поправил русый задумчиво, — но это ненадолго.

— Ясен хер, надолго только беременность слонячья, — согласился Дятел.

Волоха побарабанил пальцами, недовольно фыркнул:

— Все же, нет доблести в победе над больным врагом.

— Так он сам собой на голову отбитый, причем здесь мы?!

— Нет. То есть — не только это. Ладно, проехали.

Цыган залез пятерней в карман, надыбал жменю семок, закинул в рот и смачно захрустел.

— Глистов твоих лечить не буду, — так же задумчиво предупредил Волоха. — Пусть сами выздоравливают.

Цыган поперхнулся, и настал черед русого уклоняться от подзатыльника.

Глава 4

Выпь отпрянул, когда из воды показалась тонкая смуглая рука, бросила к его ногам двенадцатигранник-эдр. Воды Провалов он сторонился, а тут и Провал был особенный, всклень, по краешек, налитый парным молоком.

Нелепо уронил любимую безделку, а лезть за ней боялся.

Проследил с опаской, как пловец-ныряльщик легко отскользил обратно, по переносье укрытый матовой толщей воды.

Такие черные волосы и такая белая вода.

— Спасибо, — поблагодарил сипло, подбирая оброненную вещицу.

Она была теплой и мокрой, по-прежнему тяжелой. Выпь любил ее разглядывать, разгадывать, точно мутный, узорчатый сон.

Машинально обтер о рубаху. Чувствовал на себе пристальный, любопытный взгляд, и не смел глянуть в ответ. Щеки закололо, в ушах застучало так, что не сразу услышал чужие быстрые шаги.

Круто обернулся на окрик.

— А, это ты, пастух, — парень из соседнего стана разочарованно сплюнул, прикусил былинку, оглядывая воду Провала позади, — чего здесь шатаешься?

— Скотину выпаиваю, — Выпь коснулся высокой холки притершейся к бедру искрицы.

Пальцы укусило даже через защитные перчатки. Искрицы, тонкие и сухие лягастые создания, нарождались из оброненных с Полога молний, в почве отлеживались, а после выкарабкивались. Как из прутков ломаных сплетеные, ажурные, но живые. Их прежде сторонились, а потом наловчились приваживать. Искрицы, когда помирали, оставляли кусачие кости, а уж им нашли применение.

— Не видал здесь кого?

— Нет, не видал, — спокойно солгал Выпь.

Не сморгнул, выдержал пристрастный взгляд парня.

Тот снова плюнул — на этот раз пастуху под ноги — развернулся и пошел в обход Провала, неловко карабкаясь по сыпучему берегу, прорезанному гниловатыми нитями синеголова.

Сзади легко плеснуло.

Пловец уже стоял на суше в полный рост, и был он тем, кого в стане кликали тьманником-облюдком, обменышем-подкидышем. Прошел рядом, не смущаясь наготы, ногой спихнул сторожевой валун, вытянул из-под его бледного брюха подмятую одежду. Искрица заинтересованно подалась ближе, рассыпая с хребта искры, Выпь укротил ее, щелкнув языком.

Парень, гибко скруглив смуглую спину, натянул широкие штаны. На звук обернулся, нырнул в рубашку без рукавов, узлом стянул высоко на поджаром гладком животе. Все молчал — и Выпь молчал тоже. Ему казалось, что воздух загустел, задрожал.

Он не был глазопялкой, чтобы в чужие дела нос совать, но раз довелось случаем углядеть, как танцевал подкидыш для богатых-тороватых. Вспомнил — и дыхалка пресеклась.

Смуглый скрутил волосы, тяжелые, мокрые, темные как древний мед и наверняка такие же на запах. Сколол щепой на затылке.

Будто ждал чего-то.

— Спасибо, — на всякий случай повторил Выпь.

Облюдок поднял брови.

— Спасибо, что эдр мне вернул.

Тьманник недоверчиво сощурился, зачем-то повел плечами, выпятил бедро. Облизал губы, из-под ресниц глядя на Второго.

Выпь гладил искрицу, размышляя, как бы уйти вежливо и быстро.

А потом