class="p1">В тот день дождь был совсем некстати. Мы же рисовали на открытом воздухе. Тучи подбирались всё ближе. Мы то и дело поглядывали на них с опаской. Мастер торопил. Я писал быстро, насколько мог.
И тут пришла мысль упростить композицию. Я вспомнил слова учителя, что порой логично изменить что-то в угоду красоте картины, и оставил на холсте только два здания. Добавил продавца, суетящегося за витриной магазина и опавших листьев на земле. Сами же деревья выписал реалистично. Хотел бы в мелких подробностях, но времени не хватало.
«Вот бы изобразить листья, чтобы все услышали их шуршание! Этот грустный осенний звук», – фантазировал я. Пока такого мне не удавалось. Зато дымка вокруг крон явно оживила пейзаж. Почудилось, что картина рассказывает о сегодняшней погоде, о том, что скоро пойдет дождь.
И дождь пошел! По команде мистера Бернадетти мы собрали мольберты, свернули холсты и помчались в мастерскую. Переведя дух, мы расставили работы, и мастер осмотрел их. Как всегда, он строго и рассудительно оценил наши творения, указывая на недочёты.
Я нервно чесал лоб, опасаясь, что учитель примет “улучшения” композиции за ошибки. Но Мастер, напротив, похвалил меня, сделав несколько замечаний по цвету – посоветовал к теплой гамме в листьях добавить совсем немного холодных акцентов. Сердце перестало колотиться бешено, будто я милю пробежал. У меня всегда так, когда волнуюсь. Ненарисованную развалюху так никто и не заметил.
После занятий я натёр пол в мастерской, помог мистеру Бернадетти натянуть холсты на подрамники и разобрать краски и кисти. Мне хотелось увидеть Мэри, но она так и не появилась. Я шёл домой и мечтал написать по памяти её портрет. Но после уборки жилища сил хватило только на скудный ужин и короткий разговор со Спайди. Перед сном я немного почитал, в десять лёг в кровать и проспал до семи утра.
Глава 6
– Доброе утро, Спайди! – радостно крикнул я. – Что-то необычное со мной происходит. Больше нет ночных кошмаров! Понимаешь? Эх, не слышу я тебя… Всё молчишь.
День начался хорошо. Но ещё на подходе к мастерской я услышал гул оживлённых голосов и по обрывкам фраз понял, что учитель и ребята обсуждают пожар на соседней улице. Неведомая сила развернула меня и заставила бежать к месту вчерашнего пленэра.
Я за три минуты домчался до входа в парк и застыл, глядя на пепелище, дымящееся на месте ненарисованной мной развалюхи. Немного придя в себя, я испугано огляделся, будто люди вокруг могли прочитать мои мысли. Постройки вокруг пожарища не пострадали. Закоптились только. Видно, пожарные не дали распространиться огню. ”Ветхие дома вспыхивают мгновенно. Факт! – рассуждал я. – Но почему именно перед пожаром мне так не хотелось рисовать эту развалюху?”
Настало время вернуться в мастерскую. Там мистер Бернадетти расставил написанные им портреты и рассказывал о пропорциях человеческого лица, делая на листе бумаги быстрые наброски углем. Многое я уже знал и применял в портретах. Очень хотелось приступить к работе, но мастер словно тянул время.
Ждали Ника. Он часто подрабатывал в мастерской натурщиком, позируя нам и учителю. Обычно не опаздывал, но сегодня явился на двадцать минут позже. Мы слышали взволнованные голоса Ника и мистера Бернадетти, но поначалу не понимали, о чём они говорят.
Ник умолял отпустить его к доктору. По дороге к нам какая-то полоумная девка выплеснула из окна кипяток, думая, что на улице никого нет. Но Ник как раз появился из-за угла. И вот теперь его ошпаренные щека и плечо краснели ожогами.
Мистер Бернадетти позвал Мэри, и она втёрла Нику в кожу зелёную мазь, от которой по всей комнате запахло травами и лекарствами. Ник терпел, стиснув зубы, но пару раз вскрикнул. Я вспомнил, как матушка обварила меня чаем. Боль нестерпимая. Бедный Ник! Я не понимал, почему учитель не отпустит его к врачу. Но к моему удивлению, через десять минут натурщику полегчало, и он остался работать. «Ай да Мэри!» – восхитился я.
Мастер помог Нику оголить торс, и мы принялись рисовать портрет натурщика. Дэн спросил, рисовать ли ожоги? Учитель ответил, что люди разные, и рисовать их надо по-разному. «Ясно, реализм так реализм», – кивнул я и сел за мольберт.
Мы начали с набросков. Потом взялись за кисти и краски. На небольших холстах работа шла быстро. За три часа мы сделали очень много. Ещё бы час-два и портреты были бы готовы. Ребята толпились у стены, расставляя холсты.
Я подошел к стене последним, поставил холст, и у меня задрожали руки. Увидел, что опять приукрасил натуру. Ник вовсе не был так хорош, как на моём холсте. Он, конечно, не урод, но и не такой симпатичный. И самое главное – я изобразил его с чистой здоровой кожей, без ожогов. Более того, зачем-то нарисовал на руке Ника кольцо. Для чего я его придумал? Ник поднял руку, слегка касаясь щеки, и кольцо казалось тут очень кстати.
Когда мистер Бернадетти дошел до моей работы, я в очередной раз упал в обморок. Возвращаясь из темноты, почувствовал, как меня тормошат и обливают водой. Услышал голос мастера: “Вилли, с тобой творится что-то странное! Я бы даже сказал, ужасное. У тебя явно проблемы со здоровьем. И дело не только в обмороках, но и в твоих последних работах. Понимаешь меня? Хорошо. Сам по себе портрет изумительный. Я вижу большой прогресс. Однако, не могу согласиться с таким кардинальным изменением действительности. Розы ты испортил, а Ника зачем-то сделал красивее. Мы пишем с натуры. Ты что забыл? Очевидно, всему виной твое здоровье. Даю тебе два дня. Отдохни. Я запрещаю тебе даже появляться в мастерской. Вот тебе деньги – купи побольше еды”.
Я поблагодарил учителя и ушёл. Выходя из мастерской, увидел Бруно, потрепал его по шее, послушал урчание его "моторчика" и побежал в продуктовую лавку. Конечно, сразу потратил все деньги. Скажу честно, покупать что-то, кроме съестного, мне неинтересно. Пока матушка была жива, я каждый день хорошо питался. Теперь же у меня не было денег, а еды восемнадцатилетнему парню – почти взрослому – требовалось всё больше и больше. Но сегодня я накупил всё, о чем давно мечтал. Порой еда мне даже снилась.
Дома я разложил продукты на кухонном столе и разделил их на три дня. Это казалось чудом! Три дня я буду есть досыта! Сейчас главное не сорваться и не слопать всё за один вечер. Благо, одинокая жизнь научила меня бороться с голодом и быть практичным.
Я
