в одной руке острый нож, а во второй длинные железные щипцы, побуревшие от ржавчины и засохшей крови. Ловким движением руки палач сделал Г-образный надрез на животе жертвы. Затем подцепил щипцами уголок кожи и резко рванул на себя.
— Тихо, тихо, — пытался удержать дергающегося Павла палач. — Вот и готов наш кармашек. Постой, но он же у тебя совершенно пуст! Так не пойдёт! Сейчас мы в него что-нибудь положим.
Улыбаясь, Рихард повернулся к жаровне и снял с неё раскалённый тигель, в котором плескался расплавленный металл.
— Это, конечно, не серебро, а всего лишь олово. Но какая тебе разница, тёмный? Главное, что кармашек теперь будет полон! — на этих словах палач с влажным хлюпом оттянул краешек кожи на ране щипцами и в полученный карман вылил содержимое тигля. Иваныч забился, как тунец на крюке, забыв о железке, торчащей из рёбер. От попытки закричать раздался хруст в районе челюсти, новая вспышка боли в губах, и на грудь Павла полилось что-то тёплое.
— Сук… — сквозь ошмётки губ удалось прохрипеть Иванычу.
— О! Наш немой заговорил! Воистину, скромные служители Создателя нашего являют чудеса пастве своей, — хохотнул Рихард. — Но это не все сюрпризы для тебя на сегодня, мой тёмный друг.
Палач отвернулся от затихшего Павла и начал что-то искать щипцами в недрах жаровни.
— А вот и мой сюрприз! — мастер пыточного дела повернулся к жертве.
В руках у него находились всёте же щипцы, в которых был зажат багровый от жара кусок угля.
— Правда, он очень красив? Ты только посмотри, какой у этого уголька глубокий, благородный цвет! Ну же! Посмотри поближе! — на этих словах Рихард вонзил уголь в правый глаз Павла. Раздалось шипение, и помещение наполнилось криками и запахом жжёного мяса.
Спасительная темнота так и не пришла. Павел Иванович уже даже не мог распознать очаг боли, так как болело абсолютно всё. Кровь молотом стучала в его голове всё чаще и чаще, превращаясь в монотонный гул, который становился всё громче и громче. И Павла начала наполнять ненависть. Ненависть к боли, ненависть к своей беспомощности, ненависть к себе, ненависть к тому, что он ничего не может понять, и, конечно же, ненависть к этой пыточной, к Золену и к Рихарду. Она становилась настолько плотной и сильной, что, казалось, ее можно потрогать. Выглядела в воображении Иваныча она как искрящийся белоснежный шар, который вращался вокруг своей оси, ускоряясь с каждым оборотом.
— Тебе понравился мой подарок? — улыбаясь, Рихард принялся выковыривать кончиком ножа остатки угля из пустой глазницы Павла. Полный ненависти взгляд жертвы встретился со смеющимся взглядом его палача. Один глаз против двух.
— Неужели не понравился? Не беда. Поверь, у меня ещё будет много времени, чтобы тебя удиви… — Рихард внезапно осёкся. Смутило его то, что с глаза Павла исчезла радужка, оставив лишь чёрный зрачок на полностью белом глазном яблоке.
— Гори ты в аду, ублюдок! — выплюнул вместе с кровью из себя слова Иваныч. Искрящийся шар ненависти в его голове раскрутился до сумасшедших скоростей. Гул от его вращения заглушал все звуки извне. Внезапно раздался звук, похожий на звук рвущейся струны, и сознание пленника затопил белый свет.
— Что прои… — Рихард не успел договорить, так как раздался хлопок, и его отбросило на стену, ломая кости о каменную кладку. Огромный столп белоснежного света ударил от пленника вверх, сметая всё на своём пути. В стороны от столпа расходились волны света, круша стены и обращая в пепел всё живое, что оказывалось в зоне их действия. Глядя на то, как с его мучителя слетает пеплом сгоревшая плоть, обнажая белый скелет, Павел попытался улыбнуться, и в который раз его сознание погрузилось во тьму.
Глава 3
— Вел, долго ты ещё будешь с ним возиться? — спросил Мишико, наблюдая за потугами друга.
Вел тем временем не оставлял попыток победить штырь в стене, отделявший его от свободы. Схватившись за кольцо на конце штыря и уперевшись ногами в стену, он, кряхтя и отфыркиваясь, пытался раскачать злосчастную железяку.
— Уффф… Мне бы пожрать еще чего-нибудь. Сил совсем не осталось, — ответил покрасневший от натуги мастер тьмы. — О! Кажется, он шевельнулся!
Хрясь!
Стена разлетелась на куски, отправив Вела в полёт. Приземлился любитель снимать напряжение, к его счастью, на что-то мягкое. Что-то мягкое при этом хрустнуло и, крякнув, начало тихо материться.
— Да слезь ты уже с меня! — взревел Мишико. — И выпусти меня из этих чёртовых колодок! Скорее! Не иначе, сам Создатель дал нам такой шанс.
— Сейчас, Миш, сейчас… — пробормотал изрядно дезориентированный взрывом Вел.
— Фууух. Светом несёт за лигу. Здесь крепостной накопитель энергии взорвался, что ли? — пытался разогнуть затёкшую спину Мишико. — Нужно срочно уносить отсюда ноги, Вел.
— Полностью поддерживаю, — мастер тьмы пытался тем временем куда-то пристроить обрывок цепи на руке так, чтобы он не мешал передвижению.
Наконец, собравшись с силами, парочка вышла за пределы темницы. Пыль ещё не успела до конца осесть, но уже было видно, что этому крылу крепости сильно досталось. Недалеко от входа они наткнулись на своего тюремщика Арчи.
— Здарова, Арчи! Солдат спит, служба идет? — заговорщицки подмигнул ему мастер тьмы. Но, как ни странно, обуглившийся кусок мяса, который ещёне так давно выжимал из них энергию для артефактов, ему ничего не ответил.
— Вел, — произнес Мишико, указывая кивком головы на помещение бывшей пыточной.
Вместо пыточной образовался просторный зал, в центре которого медленно покачивалось на крюке бессознательное тело Павла.
— Вот тебе и накопитель, — задумчиво протянул Вел, — только не говори, что мы поволокём его с собой! Он же уже помер! Ну, или близок к этому. Да на нём живого места нет!
— Вел! — с нажимом произнёс Мишико и направился к висящему телу.
— Чего ты такой правильный-то, Миш? Ладно, демоны с тобой! — поспешил за приятелем мастер тьмы. — Но понесёшь его сам! Ну и что, что неделю в колодках? А у меня спина не болит?
***
Золен Рейнс был зол. Очень зол. Зол на то, что ему приходится тратить своё время и силы на это ничтожество, которое именовало себя Николасом Третьим, князем Тайским, сидевшее перед ним на прекрасной террасе, в роскошной резиденции. Этот напыщенный, заплывший жиром идиот был настолько туп, что до сих пор не мог осознать того факта, что он тут уже давно ничего не решает. Он был лишь бледной тенью его могучего прадеда, наводившего порядок в этих землях стальным кулаком армии. И гнить бы ему в подвалах Соколиного оплота, если бы не протекция короля этих земель, который доводился
