Яблоко встряхнула ее:
— Что ты приняла? Это очень важно!
— Ч... — Чайник моргнула, пытаясь сосредоточиться. — Черное лекарство. — Ее дыхание стало поверхностным и быстрым. — И... калеворт.
— Калеворт?
— Мне... было холодно. Подумала, что это... может быть ночь-трава
— Кто намазывает клинок ядом из ночь-травы? — Яблоко покачала головой. — Где ассасин?
— Ушла. — Глаза Чайник закрылись, голова откинулась назад.
Яблоко закусила губу. Черное лекарство должно было подавить все, что могла использовать ной-гуин. Она почувствовала вкус крови и нахмурилась. В голове было пусто. Ничто из ее огромного запаса знаний не указывало на причину или лекарство.
Отчаяние сомкнулось вокруг Яблока. Ее губы шевелились, произнося яды, ни один из которых не соответствовал симптомам. Щупальца тени обвились вокруг Чайник, двигаясь по ней клочьями. Яблоко уставилась на тени, нахмурив брови и лихорадочно соображая. Поход-пальто Чайник поглотило почти всю ее руку, но на обнаженном белом дюйме запястья линия тени следовала по пути самой большой вены.
— Нет? — Яблоко жестом послала собравшиеся вокруг нее тени вперед, и они, словно темное море, омыли Чайник. Когда они отодвинулись, следы теней остались, удерживаемые ее венами, как магнит держит толченое железо, обнажая невидимые линии своего действия. — Да!
Она схватила лицо Чайник обеими руками.
— Проснись! Чайник, проснись! — Чайник лежала, такая же бескостная, как дарнишцы на дороге. Яблоко отвесила ей пощечину: — Проснись! Это был темный яд.
— Значит, я мертва. — Чайник широко раскрыла глаза. — Мне очень жаль. — В уголке ее глаза заблестела слеза. Она подняла руку, как будто это была самая тяжелая вещь в мире, к щеке Яблоко. — У тебя кровь идет.
Яблоко взяла ее пальцы и поцеловала их:
— Ты — моя кровь.
Вокруг них начала расти темнота, тени устремились к Яблоко, сгущаясь вокруг нее.
— Что... ты делаешь? — Гладкий лоб Чайник нахмурился, и ее рука снова опустилась.
— Спасаю тебя, — сказала Яблоко. От усилия призвать так много теней и так быстро ее голос напрягся. Она почувствовала холод в костях, боль в глазах.
— К-как? — Чайник нашла ее глаза. — Нет способа.
— Есть. — Сейчас Яблоко видела Чайник только потому, что темнота была так глубоко в ней. Ночь окутала их обоих, кулак тьмы в глубине леса становился все светлее по мере того, как исчезали его тени. — Я должна толкнуть тебя в тень.
— Нет. — Чайник с трудом покачала головой. — Предок...
— Я должна. Это единственный способ. — Яблоко руками собирала темноту вокруг себя, пока даже для ее ночного зрения руки не стали дырами, вырезанными в ее теле, без глубины и контраста. Ной-гуин толкали лучших из своих убийц в тень, так далеко, насколько их разум мог это вынести. Это сломало некоторые из них. Другие затерялись в темных уголках за миром. Но ценой, которую Чайник боялась заплатить, была ее душа. Церковь учила, что те, кто заходит слишком далеко в тень, никогда не присоединятся к Предку.
— Не надо. — У Чайник не хватило сил снова поднять руки. — Сестра Колесо... говорит, что Предок...
— К черту Колесо и к черту Предка. — Яблоко положила одну руку на грудь Чайник, стоя на коленях над ней, готовая толкнуть. Она взяла рукоять ножа в другую руку. — Ты моя, и я не собираюсь тебя терять. — Она опустила голову, и слезы полились из ее глаз. — Позволь мне это сделать. — Ее губы дрожали, слова вырывались отрывистыми всхлипами. — Пожалуйста.
— Отравительница. — Чайник нашла в себе силы поднять руку, запустив белые пальцы в пламя волос Яблоко. Она задержала ее на мгновение. — Отрави меня.
И Яблоко с криком надавила на нее одной черной ладонью, вложив в нее всю свою силу, а другой вытащила нож ассасин из раны, вытягивая вместе со сталью и кровью черный яд, рожденный тьмой, обитающей между звездами.
2Два года спустя
— ТЫ ПРИШЛА ВЗЯТЬ стирку? — Высокая девушка, стройная блондинка узким красивым лицом, отошла от кровати и наклонилась, чтобы снять с нее постельное белье. Хихиканье пробежало среди других послушниц, раздевающихся по комнате. Мистический Класс занимал весь второй этаж дормитория, и кровати были свободно расставлены вдоль стен, с письменными столами между ними.
Нону предупредили насчет Джоэли Намсис. Ее семья владела землями на западе и поддерживала тесный союз с Тураном Таксисом.
— Да, — сказала она и быстро шагнула вперед, с хунска-скоростью взяв свернутые в узел простыни. Она вернулась к двери и сбросила узел с лестницы. У нее на спине Кеот задрожал от смеха.
— Итак, какая кровать моя? Или я должна занять любую? — Нона оглядела их лица, дюжину, по-разному удивленных или испуганных, пару даже потрясенных. Из всех послушниц, с которыми Нона училась в Красном Классе, она первой присоединилась к Мистику. Три девушки из ее Серого Класса добрались до Мистика раньше нее: Мэлли, хунска прайм, которая была старостой, занимала кровать рядом с дверью; Алата наблюдала за ней темными глазами из дальнего угла комнаты, ритуальный узор ее шрамов черной паутиной покрывал руки и щеки; и Дарла, которая присоединилась к ним неделю назад, ухмылялась под каштановой копной своих волос: ее размеры заставляла большие кровати Мистика казаться маленькими.
— Ну, это была ошибка, крестьянка. — Джоэли подошла и встала перед Ноной.
— Мы учимся на ошибках, — Нона выжидающе посмотрела через плечо Джоэли на пустую кровать.
— Возможно, мне следует преподать тебе еще один урок. — Джоэли подняла руку, растопырив пальцы. Белая дымка линий заполнила Путь-зрение Ноны. Некоторые говорили, что Джоэли —лучшая нить-работница в монастыре, и после смерти Гессы Нона предположила, что это может быть правдой. Однако использование любого вида Путь-силы вне урока было верным способом разорвать свою спину тростью из металл-ивы, независимо от того, какую фамилию ты носишь.
Нона подняла глаза, встретилась взглядом с зелеными щелочками глаз Джоэли и заговорила со всей искренностью, на которую была способна:
— Я люблю тебя как сестру, и, когда мы умрем, мы будем вместе в Предке, наша кровь смешается. — Тепло разлилось по ее спине, когда Кеот погрузился в ее плоть. Мгновение спустя он уже схватил ее язык. — Но я должна предупредить тебя, сестра, что во мне живет болезнь, и если ты сделаешь себя моим врагом, я разрушу твою жизнь, потому что я рождена войной.
Джоэли уставилась на Нону широко раскрытыми глазами, словно узнавая обещание, а не угрозу. Затем раздался взрыв смеха, чистый и контролируемый, уверенность отодвинула разумный страх.
— Как драматично! «Я рождена войной», — передразнила Джоэли слова Кеота, подчеркнув крестьянской диалект. — Ты родилась в глинобитной хижине в глуши. — Она посмотрела на своих подруг. — Что за странное создание эта послушница. Теперь я понимаю, почему Сестра Очаг так стремилась изгнать ее из своего класса. — Она отвернулась.
