Отстранив его от себя, Лоренцо окинул взглядом Марко: они не виделись полгода, за это время друг наконец сбрил куцую бородку, которую отпустил одно время, желая быть похожим на Лоренцо. Теперь его лицо было гладким, карие, немного печальные глаза смотрели с присущей Марко мудростью и спокойствием. Он не был красив: увы, слишком тонкий, костлявый, чуть искривленный нос портил его внешность, круглые глаза с опущенными вниз веками придавали ему вид филина, да и весь он был угловатым от худобы – так и не приобрел мужскую статную фигуру. Но он был ловок, умен, в кругу друзей общителен, и все со временем забывали про его внешность. Марко недавно закончил обучение в Падуе на доктора благодаря помощи синьора Альба, который относился к нему, как к еще одному сыну. Он потихоньку практиковал как ассистент, но уже искал себе место врача. С этим он и приехал навестить друзей: синьор Альба обещал представить его на предстоящем празднике у Медичи влиятельным особам города.
Лоренцо один заметил, как занервничал Марко, когда из сада выплыли, обнявшись, Джованна-Валентин. Это было мимолетно: он втянул воздух, словно задохнулся, а потом часто задышал, рука непроизвольно дернулась, словно желала расстегнуть ворот камзола. Но почти тут же Марко поклонился Джованне, поприветствовал Валентина и переключился на разговор с Лоренцо, словно прося у него помощи. И тот повел гостя смотреть своих соколов, чтобы дать другу время прийти в себя.
Только Лоренцо знал про истинные чувства Марко к Джованне. Друг никогда не признавался ему открыто, но Лоренцо в этих делах был таким опытным, что мог распознать симпатию женщины по мелким, незаметным для других признакам, что и способствовало его успеху у слабого пола. А желания мужчин, тем более знакомых, для него тоже были на виду. Касание навершия меча – и он понимал, что слишком долго флиртует с дамой: ее спутнику это не нравится, еще раньше, чем сам кавалер начинал осознавать, что его крайне раздражает этот красавчик, что уже пять минут отвлекает его спутницу.
Марко давно уже замирал соляным столбом при виде Джованны. Поначалу Лоренцо списывал это на то, что девочка была словно яркое пламя, которое постоянно двигалось, прыгало, металось, вспыхивало в ее волосах, когда она пробегала мимо. Красота не может не привлекать и не отвлекать. Но Марко забывал, о чем говорил, стоило Джованне появиться, когда они разгуливали по саду, ведя споры на важные, как им тогда казалось, философские темы.
И Лоренцо понял. Марко испытывает к ней нечто для себя пугающее: смесь страха и притяжения.
В последний раз он был у них год назад. И это было мукой для Марко. Потом он находил предлоги, чтобы выманить Лоренцо к себе в Падую, избегая встреч с Джованной. И вот теперь выхода не было: он приехал, чтобы найти работу. А Джованна за этот год расцвела, из девочки превратилась в девушку, художники просили ее на роль богинь, мужчины готовы были сторожить ее выезд часами, а Лоренцо Медичи уже распорядился о том, чтобы на балу она танцевала с ним первой.
Пока они обходили соколиные клетки, Лоренцо болтал без умолку о своих птицах, жалея Марко.
– Джованну обручат с одним из семьи Торнабуони, – сказал он как бы между делом.
Марко кивнул.
– Хороший выбор. Они ведь во Флоренции одни из самых богатых.
– Да, но этот живет не здесь, его семья из Генуи, скорее всего, Джованна будет жить там.
– Для флорентийца это все равно, что изгнание, – заметил Марко.
Лоренцо не ответил.
После завтрака уехали за город на лошадях, дрались на мечах, купались в реке. Марко наслаждался каждой минутой общения с братьями Альба и украдкой любовался их сестрой.
Солнечный свет, пробивавшийся через листву, ласково скользил по веткам; верхушки деревьев качались от ветра. Эти вспышки золота на траве и опавших листьях загорались красным, когда касались волос бегущей Джованны. Лучи солнца ласкали белое лицо, освещали ее улыбку. Казалось, ее смех тоже часть леса, словно звон золотых витражей, падавших то и дело на зелень. Они бежали через лес. Рыжая девушка с растрепавшимися косами была впереди; ее мужской костюм обманывал лишь на мгновение. Она неслась через кустарники, перепрыгивая через камни и сухие ветки. В последний момент неожиданно выпорхнули из-под ног птицы, и Джованна засмеялась. Этот смех, казалось, принадлежал нимфе, что заманивала разгоряченных от осеннего солнца и упражнений юношей все дальше. Нимфа остановилась на откосе берега ровно на столько, сколько нужно было, чтобы снять обувь, а потом сиганула в воду. Марко притормозил, не зная, как поступить, а ее братья уже по очереди прыгали к ней, крича и смеясь. Он вошел в воду медленно, пока те шумно плескались, устраивая шуточные баталии. Он по-доброму завидовал им: любви, светящейся в их глазах, доверию друг к другу, которое пронизывало каждое их движение.
Джованна поднимала брызги, зачерпывая руками воду, казалось, у нее на мгновение вырастают хрустальные, тонкие и блестящие крылья. Валентин нырнул под воду и, схватив ее за ноги, приподнял над водой. Она взвизгнула, выскользнула рыбкой из его рук и нырнула обратно в воду с головой. Валентин растерялся, и этого мгновения было достаточно, чтобы она под водой лишила его опоры. Он упал в воду под хохот братьев.
Лицо Джованны с каплями воды, ползущими по лицу, падающими с черных ресниц… Она смеялась, улыбалась, источала солнце каждым движением.
Марко смотрел на своих друзей с любовью и легкой завистью: у него не было сестры и не было братьев. Его семья не была средоточием тепла и любви. И несмотря на то, что его всегда принимали радушно, он все равно не чувствовал себя полностью принадлежавшим к этому очагу. Он был лишь сторонним наблюдателем. Тем, кому доверяли настолько, чтобы без стеснения и без светских манер показывать настоящее. Он был счастлив и этим.
Но когда Джованна обвивала руками голову Валентина и запускала белые пальцы в его черные волосы, тоска сжимала сердце Марко: ему хотелось оказаться на месте ее брата. Чтобы Джованна посмотрела на него с нежностью, улыбнулась хитро и нежно, как только она умела.
Возможно, именно потому, что он знал Джованну и Валентина еще когда они были маленькими, его и допустили к ним, когда они выросли. У маленькой Джованны был период, когда она, завидев Марко, начинала стесняться и скромничать. Словно красивое пестрое животное, которое, завидев опасность, сворачивается клубком, оставляя снаружи лишь жесткий панцирь. Но вскоре она привыкла к нему. А теперь и вовсе, как ему казалось, принимала за почти брата. У Джованны была манера смотреть в глаза мужчинам прямо и открыто, чего она старалась не делать вне дома, опуская взгляд, как того требовали нормы поведения. Но среди братьев она смотрела и улыбалась без стеснения, смеялась громко и заливисто шуткам Лоренцо.
Иногда Марко замирал и превращался в истукана, изнутри его обжигала смесь восхищения, преклонения, нежности, любви и желания. Среди братьев, казалось, только Лоренцо и догадывается о том, что он чувствует. Его друг подмигивал ему, хлопал по плечу, отвлекал, чтобы истукан оторвал свой взгляд от ярких всполохов движений Джованны.
