они будут при них дома, а после и на службе. Наши матери — наши первые учителя в воинской науке, потому нашу землю мы любим так же, как и ту, что подарила нам жизнь.
— Ты учить драться не папа? — Ира округлила глаза. — Ты учитель быть мама?
— Конечно. Странно, я слышал, что на вашей родине женщина может занимать те же должности, что и мужчина, в отличие от амелуту.
— Мочь быть. Но учитель битва мы редко быть женщина. Мужчина. И делать правила, эм… начальник больше мужчина быть. Король наш, мы говорить царь, раньше быть давать своё дело свой сын. И если нет сын, тогда женщина бывать занимать место. Редко. Мать, жена…
— Значит, у вас тоже, как у амелуту, имеет значение очерёдность рождения? У нас нет такого разделения. Наш тану выбирает себе наследника. Понятное дело, что из числа родни, но это может быть и сын, и дочь, и даже племянник или племянница. Выбирают того, кто способен продолжить дело предыдущего правителя. Это залог стабильности. Если же на троне женщина, которая носит дитя, то при ней регентом становится её брат или сестра. Может из двоюродных выбрать. Если никого нет, то можно и из дальних родственников.
Ира почесала затылок. Традиции эйуна оказались не столь понятными, как она надеялась. Вернее, не столь близкими. Их внутреннее устройство было не то чтобы сложным, она даже слово вспомнила, подходящее для описания этих взаимоотношений, — паритет[2]. Женщина в качестве военного учителя? Нет, не так, все женщины — военные учителя. Право выбора наследника женщиной… Однако «узнать» и «понять» — разные вещи. Обычаи людей хоть и вызывали у неё неприятие в свете воспитания, были близки. Теремная жизнь девушек — история её собственного народа, которая вливается в голову с первыми прочитанными сказками. Супружеская верность, скромность, родители, выдающие замуж дочерей, — это долгий путь, по сравнению со свободой воли коротких XX и XXI веков, потому пока ещё понятный, хотя уже и неприемлемый для собственной жизни. А вот эйуна… Это как узнать, что где-то есть племя, где принято надевать кольца на шею[3], или что китаянки носили маленькие туфельки, деформирующие ножку[4]. Узнал? А вот разобраться, почему это так важно, вжиться… Принять настолько, чтобы считать неестественно вытянутую шею или искалеченные ножки-лотосы восхитительными? Пожмёшь плечами: «Больно? Да не носи! Зачем оно тебе?». И посмотрят на тебя, как на последнюю невежду, не понимающую элементарных вещей.
От обычаев эйуна веяло чем-то из будущего, сюжетами фантастических книг. И хорошо, что узнала об этом заранее. Вот придётся призывать кого к порядку, проявишь излишнюю женскую солидарность, и мужики не поймут, и бабы оскорбятся. А ведь это только крохотная ледышка с вершины айсберга. Доваль говорит про эйуна: «Потомки Первых». Он вкладывает в это выражение огромный смысл: менталитет, характер, тонкости общения, историю, причины и наследственность. Для неё это всего лишь два слова, тринадцать букв и краткая справка из Большого Энциклопедического словаря Рахидэтели: «Первые — древняя раса. Были да сплыли-вымерли. Являются предками ушастого народа». Точка. Дорога до Каро-Эль-Тана будет длинной, но даже её не хватит, чтобы как следует подготовиться к тому экзамену, который приготовили для неё богини, ставя судьёй в отряде.
Ирины размышления прервал солдат, позвавший Изаниэна выполнять очередную работу. Он, извинившись, ушёл. А у неё осталось впечатление, что солдат удивлён самим фактом этого разговора. Неужели настолько чудно́, что человек интересуется чужой историей?
Она гуляла между палаток, обдумывая разговор. Внезапно, поддавшись настроению, стремительно направилась к краю лагеря. Отойдя подальше, усевшись на траве, она бережно вытащила из потайного кармана своё сокровище — поющую раковину. За последние дни она привязалась к моллюску, который помогал ей переживать будни. Куплетик напевал знакомые с детства песни, а она, наслаждаясь новой способностью, подаренной богиней, пела. Этот её досуг никто никогда не прерывал. Она бы даже сказала, что солдат смывало подальше, стоило ей открыть рот. Слухи о её «способностях», умении добиваться цели песнями до сих пор гуляли среди отряда, и они предпочитали держаться от «одарённой» подальше, приравняв к прочим нестабильным последователям богини ветров. Ещё споёт что-нибудь не то, а им потом разгребать последствия. Ей оставалось только вздыхать и довольствоваться узким кругом общения, причём Смага и Куплетик были самыми душевными из её собеседников. Даже спала она теперь куда слаще, чем раньше, поскольку кругленький питомец напевал ей на ночь колыбельную, слышимую когда-то у дайна-ви. Одного не хватало: голоса.
Несмотря на изнуряющую дорогу, Ира много времени проводила среди архи. Во время суточных остановок она без устали тренировалась, повторяя комплексы знакомых упражнений до ломоты в мышцах. Стоило только представить хмурый взгляд Птички и ехидные замечания насчёт езды подобно мешку, как сразу отпадало желание лениться. Смага с каждым днём становился всё более послушным, им, в конце концов, удалось найти общий язык, и теперь он взбрыкивал, только если Ира совсем расслаблялась и переставала что-то делать правильно. Остальные архи после правильно выданных сигналов тоже приняли её как родную, что нервировало и раздражало солдат, приставленных приглядывать за ними. Ещё бы! Казённое имущество, отвечаешь за него, а появляется некто, за кем табун ходит, как гусята за гусыней. И всё же они не решились выказывать недовольства. «Тонкий» намёк относительно её поступков сделал барон, когда заметил, как она себя ведёт.
— Не дразните воинов, госпожа судья. Они делают своё дело. Ваш статус бережёт вас, но это не значит, что не нужно считаться с остальными. Оставьте архи в покое.
Она бы и рада, но было поздно. Животные всегда встречали её как одну из своих, и она уже ничего не могла с этим поделать. Пытаясь хоть что-то исправить, она подошла к отвечавшим за архи солдатам, извинилась, что не спросила разрешения, тем самым поставив их в неловкое положение. Амелуту, ветеран лет за шестьдесят, долго хмурился и в итоге сказал:
— Да я не серчаю, госпожа, но… в следующий раз спрашивайте или предупреждайте, уж окажите любезность. Архи-то не наши, у стражи в росписи числятся. Случись что, и мне достанется.
Ира объяснила, что уже натворила дел, не знает, как исправить, но всегда готова помочь, если что-то будет не так. Солдат покряхтел и в итоге попросил ходить в табун в его присутствии. На том и порешили.
Реакция же эйуна была в корне отличной:
— Архи? Ходите, кто вам мешает? Пока не портите их качества.
Вообще, к своим животным люди и эйуна относились по-разному, да и сами питомцы отличались друг от друга.
