глазах адвоката пылала решительность.
– Пока не знаю, но Куртина я не оставлю. Мы с тобой трусы, и нам нет оправданий. Но бросить того, кто не пойдёт по нашему пути – непростительно. Ты со мной?
Уэйн задумался, но очень скоро поднял бокал в знак согласия и воодушевлённо сказал:
– Мы многого не можем, но хотя бы сохраним ему жизнь. Я с тобой.
Рихтер улыбнулся своей самой редкой улыбкой – искренней. Звук бокалов скрепил их согласие и подтвердил решимость в защите Куртина от натиска непрощающих сектантов.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Июнь
Вот уже несколько дней как Куртин довольно изучал найденные документы, всё сильнее поражаясь своим открытиям. Дом Нового Полудня выжимал деньги из всего, что только можно, нарушая закон за законом. У него в руках были неоспоримые доказательства махинаций с недвижимостью, доказательства использования невольного труда на незаконном производстве в общинных фабриках, которое не ограничивалось безобидной кухонной утварью. Фасовка наркотиков, нелегальное оружие и боеприпасы – а прибыль утекала к неизвестному инвестору. Тонкая, едва видная нить вела к некой корпорации, и от возможности её обнаружения адвокат впал в экстаз.
В его голову лезли поэтические аналогии о грядущем процессе, который начнётся уже на следующей неделе. Как он вскроет гнойный нарост на теле общества, как освободит обманутых и восстановит справедливость. Из-за этих фантазий, в потоке мыслей не осталось места для переживаний за судьбу Ала. Конечно, хитрый кузен наверняка в очередной раз провёл сектантскую охрану, но ведь уже больше суток прошло с момента его побега.
Время уверенности в собственной неприкосновенности, застилавшей Куртину разум, подошло к концу, когда в офис адвоката вошёл незнакомец. Человек, представившийся посыльным, был высоким тощим стариком с настолько скорбным выражением лица, что надеяться на хорошие новости было глупо ещё до того, как он заговорил. И действительно, пробормотав своё имя и сожаления о дурных вестях, незнакомец сказал:
– Мистер Куртин, две недели назад, ваш кузен Альфред Дуглас, добровольно вступивший в ряды религиозной организации «Дом Нового Полудня», сбежал из загородной общины, где проживал больше года. Вчера он был найден в своей квартире, погибшим из-за передозировки незаконными препаратами.
Адвокат даже не старался скрыть свою растерянность, что незнакомец подметил. Его глаза коварно заблестели, но голос так и переполнялся соболезнованием:
– У него была наркотическая зависимость, в чём Альфред не раз признавался. Мы сожалеем, что не смогли помочь побороть её. Вот заключение судмедэкспертизы, пожалуйста, сообщите семье.
Скупо попрощавшись, посыльный словно испарился, оставив адвоката в одиночестве. Нескольких секунд осмысления хватило на то, чтобы Куртин забился в тряске, едва сдерживая панический крик.
Это был намёк, настолько очевидный, что только полный идиот бы его не понял. Хотя, адвокат без тени сомнения провозгласил себя таковым за попадание в очевидную ловушку. Им известно, что кузены виделись на территории общины на этой неделе, известен маршрут побега, а также известны рычаги давления, о которых говорил Ал. Но кто знал, что «рычаг давления» превратится в повод для липового самоубийства? Заключение о смерти было настоящим, а первое сообщение о трагедии именно Куртину – дальнему родственнику, являлось недвусмысленным предупреждением.
Несколько мгновений потребовалось на крах всех фантазий о торжестве справедливости и славе её ревнителя. Адвокат перепугался за свою жизнь сильнее, чем мог себе когда-либо представить. В порыве поиска выхода, сопровождаемого самобичеванием, Куртин подавил волнение, и, приняв самое невозмутимое выражение лица, на какое был способен, он нелепой походкой направился к машине. В голове был только один человек, которому молодой адвокат мог довериться.
***
Рихтер здорово удивился, когда в его кабинет влетел Куртин, которому потребовалось залпом осушить стакан с виски, прежде чем начать мутное объяснение:
– Эд, я крупно влип. Мы с Алом, парнем из архива, всё это время искали компромат на Дом, и нашли его, но они нас поймали. Ала убили, а я следующий!
Потребовалось время и ещё один стакан с виски, чтобы молодой адвокат смог внятно пересказать всю историю.
– Что мне теперь делать, Эд? Я не могу так просто отказаться от своей цели, но и умирать не хочется!
Куртин даже не представлял, насколько старший коллега переживал за него.
– Ты начал сомневаться?
После нескольких секунд молчания, Эндрю снова сорвался:
– Мне очень страшно, Эд. Я ведь хотел просто прославиться, и мне не хочется умирать ради этого! А Ал просто хотел отомстить за то, что его принуждали к работе. Слушай, ты же хорошо знаешь Уэйна, и этого их сектантского лидера, как его там. Прикрой меня, а?
Рихтер пресёк панику способом, действовавшим лучше отрезвляющих ударов: он заговорил вкрадчивым и ровным голосом, пробиравшим до костей.
– В тебе говорит страх, Эндрю. Он является твоей второй бедой. Первая же – твоя слепая самоуверенность. Если ты до сих пор не понял, во что ввязался, то позволь мне разъяснить.
Куртин подавил дрожь и вернул способность к трезвому восприятию информации, хотя на его лице до сих пор читалась детская нерешительность.
– Шпилер, сектантский лидер, всегда действует наверняка. Предатель, тем более сбежавший, обречён, и Ала спасти было уже невозможно. Тебе же повезло – нам с Уэйном потребовалось приложить немало усилий, чтобы тебя спасти.
У Куртина возник закономерный вопрос, но перебить старшего коллегу было невозможно.
– Тебя запугивают, но ты в безопасности. У тебя теперь два варианта: ты предаёшь память кузена и все идеалы, в которые верил последний месяц, защищаешь Дом и становишься богатым. Либо, ты раскрываешь правду и получаешь два-три часа на побег. Велика вероятность, что это ничего не изменит, ведь за Домом стоит армия адвокатов и взяточников среди законников и журналистов, но ведь есть и вероятность успеха, правда?
Непониманию Куртина не было предела, и он начал задавать вопросы:
– Почему ты помогаешь мне? Вы с Уэйном подставили головы под удар чтобы зачем-то спасти меня, и всё ради перспективы осудить секту, на которую вы же работаете? Какой в этом смысл?
Впервые молодой адвокат увидел проявление тех самых искренних эмоций, которые терзали Рихтера последние дни.
– Потому что мы с тобой похожи. Вот только я пошёл по пути богатства, за которое расплачиваюсь презрением к самому себе. А твой поступок, пускай и самоуверенный, возрождает во мне надежду на что-то хорошее. Я трус, Эндрю, но мы с Уэйном не простим себе безучастного наблюдения за твоей гибелью.
Куртин замялся, не зная, что сказать.
– Куда мне бежать после суда?
–Пару лет поживёшь в трейлере на отшибе, за много километров от больших городов. Когда шум уляжется, я за тобой вернусь и помогу встать на ноги.
