сестры, различные учебники чародейства, пару флаконов с какой-то жидкостью, черные мантии с красной окантовкой и эмблемой с буквой «Н», в больничку захотел я. Нет, ну сами посудите — чужое тело, время, страна, а тут еще и магия есть. Черт! Черт! Черт! И что теперь делать? Почитав учебники и конспекты, а также записи Лили Эванс, я пришел к выводу, что попытка выгнать Петунию с детьми или оставить семью приведет к тому, что я получу потерю памяти или еще что похуже. Дальнейшая ревизия волшебных прибабахов, которые Петунья привезла в огромном сундуке из отчего дома, показала, что у Гарри был отец по имени Джеймс, Лили дружила с парнем по имени Северус, а школа, в которую она попала, больше походила на замок графа Дракулы и колорит был соответствующий. Теперь я понимаю жену, которая не хочет отдавать туда племянника. Это полный пиздец! Холодный замок, минимум персонала, школьники с играющими гормонами, деление на чистокровных и грязнокровок, попустительство директора и учителей… Короче — жопа. Но, чувствую, нас не спросят, а пацана просто заберут. Впрочем, а какое мне дело? Правильно — никакого, кроме денег. Сейчас мальчишка живет за мой счет, а с учетом его выкрутасов это обходится в круглую сумму.
Изучение всех документов заняло трое суток — помимо ребенка-мага, оказалось, что за дом не выплачен кредит. Фирма приносит мало денег, но на ее развитие тоже взят займ, так что бросить сие занятие не представляется возможным. Еще оказалось, что все деньги, которые были выручены с продажи дома в Коукворте, ушли на ремонт коттеджа на Тисовой и старенькую машину. Странно это — было две сестры, а деньги получила одна. Если рассуждать логически, то половина денег должна была достаться Гарри, но почему-то не досталась. Зато стало понятно, по какой причине Дурсли терпели Поттера — при желании, по достижении совершеннолетия, ребенок мог отсудить половину дома, а учитывая его магическую составляющую, то можно совсем без штанов остаться.
На четвертые сутки пребывания в доме я, с жуткой головной болью, все же соизволил спуститься к завтраку. До этого супруга приносила еду в комнату.
— Шевелись, мальчишка, Вернон уже идет! — услышал я голос Петуньи.
— Сейчас папочка будет ругать Гарри! — подвякнул Дадли.
— У папочки голова болит, так что если все сейчас не заткнутся, то отлуплю ремнем по заднице, — сказал я, присаживаясь на стул. В этот момент раздался жуткий грохот — Поттер не удержал тяжелую сковородку с яичницей и беконом, отправив еду на пол.
— Паршивец! — на ультразвуке закричала жена. — Что ты делаешь?!
— Я есть хочу! — визжал толстяк.
— Тетя, я не специально, я все уберу, — плачущим голосом говорил Гарри.
— ТИХО! — от их визгов голова стала болеть еще сильнее. — Услышу хоть слово, хоть звук, дам по шее.
— Но папа…
Договорить я не дал, отвесив Дадли подзатыльник.
— Рот закрой!
— Что ты сделал?! Не смей бить ребенка! — Петунья разъяренной фурией бросилась на защиту сына, пытаясь колотить меня маленькими кулачками.
Вот честно, никогда до этого не бил женщин, но и на старуху бывает проруха — пришлось отвесить ей крепкую затрещину, чтобы супруга перестала орать, причитать и бить меня по плечам и лицу.
— Ты… ты….ты…., — рыдала она.
— Монстр? Изверг? Ну, договаривай! — орал я.
— Говорила мне мама…
— Рот закрой, — блять, достало! — Сядь и не лезь, когда я воспитываю детей! Совсем из них хлюпиков сделала! Один на поросенка похож, второй на узника Аушвица. Что дальше? В задницу его целовать будем?
— Как ты мог, родного сына?! — продолжала причитать Петунья.
— Родному сыну ясно было сказано, что у меня голова болит. Пусть радуется, что не ремнем по голой заднице, а ладонью по шее получил. И я не понял, какого, мать твою, черта, пацан готовит завтрак?! Он что, мать его, повар?! Еще раз увижу у ребенка в руках тяжелую сковородку или кастрюлю, я тебе все содержимое на голову вылью! Ясно?! — к концу речи я уже орал как раненый бизон, эмоции зашкаливали. Антидепрессанты попить, что ли?
Женщина рыдала, сидя на полу, Дадли вжался в стул, а Гарри так и стоял со сковородой в руках.
— Чего застыли, — обратился я к мальчишкам, — убрать!
Поттер сноровисто достал из-под мойки щетку, совок и тряпку. Ребенок начал заметать несостоявшийся завтрак, а толстячок продолжал сидеть на стуле.
— Не понял, тебе особое приглашение нужно? Взял тряпку и вытер полы!
Дадли не стал испытывать судьбу и бросился помогать Гарри, неловко елозя ветошью. А я, взяв Петунью под мышки, потащил ее в ванную.
— Прекращай истерить! Хватит! — жена висела на мне мешком и рыдала, а попытка умыть ей лицо ни к чему не привела. — Да и черт с тобой! Как надоест — скажешь.
Лучший способ остановить истерику — игнорировать. Почему «концерт» не устраивают перед шкафом или унитазом? Все просто — они не живые, им плевать. Так и тут — какой смысл реветь перед ванной и биде? Им пофиг. В правдивости своих слов я убедился через минут двадцать. За это время мы с мальчишками успели сварить макароны и пережарить куриный фарш. Петунья вышла из ванной, когда наша троица села за стол. Женщина не стала присоединяться к трапезе, а легла на диван и включила телевизор, всем своим видом показывая, что я не прав.
— Чего смотрим? — пришлось прикрикнуть на мальчишек, которые с любопытством посматривали в ее сторону. — Взяли вилки и быстро начали есть.
— Хочу бургер, — заныл Дадли, — не хочу макароны!
— Либо ты ешь макароны, либо ходишь голодный, — ответил я, глядя на племянника, который довольно быстро расправлялся с предложенной порцией.
Пацан сердито засопел, взял вилку и приступил к трапезе.
— Ты убираешь со стола, Гарри моет посуду. Ясно?
— Да, дядя Вернон.
— Да, пап.
Мальчишки ответили нестройным хором.
— Петунья, — окрикнул я супругу, — я в магазин. Что купить?
Женщина так и не соизволила мне ответить, пришлось громко хлопнуть дверью и отправиться изучать ближайшие окрестности.
Местность была словно с картинки — ухоженные лужайки, садовые цветы и фигурки, красивая детская площадка, школа, небольшой спортзал, различные магазинчики на главной улице. Все незамысловато и просто. Многие прохожие меня узнавали, здоровались, спрашивали, как я себя чувствую. Хреново — голова гудит, шея ноет, на душе паршиво, но им же этого не скажешь. Приходилось натягивать улыбку на лицо и отвечать, что все в порядке. Даже в местном супермаркете, встретив соседку-кошатницу, добавил ей два фунта на корм ее котикам и заверил, что у нас
