военный врач. Вы помните, вы не забыли меня, Кира?
В ответ слышу знакомый, бесконечно дорогой, но поразительно спокойный голос:
– Я? Как я могла забыть вас? Разве мы знакомы?
Такое впечатление, что это не она. То есть она, конечно, но совсем другая.
– Ну как же! Это было прошлой осенью… – пытаюсь напомнить ей, как всё это началось. – Мы шли по скучному, кривому переулку. Я помню, что не было в том переулке ни души. Я пристально следил за вами, пока вы шли, и понял, что нет никого прекраснее на свете. И долго мучился, не зная, как заговорить. И боялся, что вот уйдёте, а я никогда вас больше не увижу… Вы помните? Какое было счастье, когда всё же решился подойти!
– О чём вы?
Вот-те раз! Так Кира это или же не Кира?
– Неужели забыли про Карачев? Там где-то имение вашего отца.
Не помнит или всё же притворяется? Зачем?
– Я и рада бы вспомнить, если мы встречались. Но где?
– Да здесь, в Обуховом! – я уже начинаю сомневаться. – Впрочем, какая разница! Вы помните или же успели всё забыть?
– Допустим, помню, – то ли решила уступить, то ли намерена и дальше продолжать жестокую игру. – Так что же между нами было?
Я чувствую, что еле сдерживает смех. Ах, как же они любят подразнить влюблённого мужчину!
– Мне как-то неудобно вам напоминать?
– Ах так! – чувствую, что снова улыбается.
Пожалуй, стоит ещё раз попробовать.
– Как вы прекрасны, Кира!
– Ах, что вы… – я знаю, что лёгкий румянец появился на её щеках.
– Вот только сейчас я шёл по переулку мимо дома, но шторы были закрыты… – чуть слукавил.
– Я не люблю дневного света, вечерний сумрак успокаивает меня, – в голосе появляются печальные, волнующие меня нотки…
– Не знаю почему, но каждый раз, как выхожу на улицу, какая-то неведомая сила влечет меня туда, к вашему дому, и я невольно поворачиваю голову и жду, что хоть на мгновение мелькнёт в окне знакомое лицо…
– Не говорите так....
– Я, впрочем, понимаю, как надоел вам рой поклонников с бездарными, много раз повторенными комплиментами.
– О ком вы?.. О ком вы говорите? Всё не так.
– Но почему же вы одна?
Она ответила как-то напряженно и словно бы отводя глаза от телефонного аппарата в сторону. Да и ответ был немного невпопад:
– Моего мужа сейчас нет. Он вернулся с фронта и опять уехал. И матери его тоже нет.
– Так значит, мы можем быть вместе, как тогда?
– Михаил! Вы сознаете опасность, которой меня подвергаете? На что вы рассчитывали, когда позвонили мне?
– Я вас люблю, я звоню только для того, чтобы это вам сказать! Я люблю вас, Кира! Все эти долгие месяцы я мечтал о вас.
– Ради бога, Миша, что вы делаете! Не говорите так, вас могут услышать.
– Я не могу говорить иначе…
– Оставьте меня. Я больше ничего не желаю знать!
– Не вещайте трубку, умоляю!
– Замолчите, ради всего святого… У меня темно в глазах, что со мною будет!
– Успокойтесь, ничего с вами не случится. А вот меня скоро положат на телегу и вывезут прямо на погост. Долго ли от больных подцепить заразу? И в этом будете виновны вы.
– Миша! Заклинаю вас всем, что у вас есть дорогого, оставьте меня.
– У меня нет ничего дороже вас на этом свете, Кира.
– Я вешаю трубку!
– Нет! Вы причина того, что я готов даже на безумство. Скажите мне только одно слово – и мы бежим.
– И это вы говорите замужней даме? Вы и преступны, и безумны!
– Кира! Я бросил всё, пациентов, близких мне людей, ненавистную больницу. Я приехал сюда с одной лишь целью – быть ближе к вам. Да, я готов на преступление. Бежим!
– У меня дети.
– Забудьте.
– Ни за что!
– Я приду к вам этой ночью.
– Не смейте! Неужели вам нужна моя погибель? Зачем только вы появились здесь? Вы хотите заставить меня лгать и вечно трепетать… Боже мой, замолчите, Миша!
– Если вы не позволите мне прийти к вам, я устрою под вашими окнами скандал. Сегодня же! Ах, Кира, дайте же мне шанс!..
Она испугана. Мне кажется, что у меня наконец-то получилось. И потому говорю уже более спокойным голосом:
– Кира, нам необходимо поговорить.
– Ну так и быть… Приходите в полночь, когда все уснут.
Можно представить, что было после того, как я закончил разговор. Я так кричал, что все наверно слышали. Однако вот представить можно, но ничего ужасного на самом деле не случилось. Тася закрылась в дальней комнате, не открывает дверь. Дядьёв дома нет. Мне только их увещеваний не хватало!
Но что это было? Неужели Кира назначила свидание? Неужели победил? Я плюхаюсь на диван, закидываю руки за голову… Я весь в мечтах… Я снова с моей Кирой! Скорей, скорей бы! Заснуть бы и не просыпаться до полуночи…
И вот сидим в гостиной у неё дома. На столе чашки с нежными цветочками снаружи и золотые внутри. Скатерть белая и накрахмаленная. Узорчатый паркет сияет, отражая свет зажжённых свечей. Мы пьём чай с домашними пирожками, надо заметить, очень вкусными. Что ж, самая подходящая обстановка для задушевной, лирической беседы. Только вот как можно о чём-то говорить, когда все мысли о другом?..
От рук, от губ её пахнет дивными духами, слегка напудрено лицо. Изящные пальцы держат чашку как диковинный цветок. Глаза прикрыты ресницами, как кружевами. Вот о чём-то задумалась…
– Ах, Миша! Я так несчастна. Мой постылый супруг… Я вышла замуж только потому, что могла сойти с ума от одиночества. Если бы не дети…
– Не огорчайте меня такими грустными словами. Вы удивительно красивы. Вы добрая, чудесная… Вы одна на свете. Других таких прекрасных нет.
– Вы искренни? Да! Да! Разве можете вы лгать? Я благодарна вам за эти слова, только вы нашли их для меня… Так хочется верить, что вы желаете добра. Но одно всегда страшит, стоит взглянуть на вас…
– Что же это?
– Ваши глаза. О, как они опасны!
– Верьте мне, Кира, я говорю с чистой душой, с открытым сердцем.
– Достойна ли я такой любви?.. Ах, я пропала…
Я вижу откинутую назад голову и шелковистую волну волос, пронизанную огнем свечи. И брови угольные. И огромные карие глаза. Мне не понять – красив ли её профиль, этот нос с горбинкой. Так и не разобрал, что у неё в глазах. Вот кажется, испуг, тревога… А, может быть, порок?..
По-детски бантиком сложила губы и смотрит в тёмное окно, словно бы
