внутрипартийной схватке. Его прочные контакты с руководством французской и американской компартий также не стали гарантией успеха. Троцкий не выражал особого стремления принять под свое крыло Коминтерн, понимая, что эта организация — не для политических тяжеловесов. Однако след, оставленный им в международном коммунистическом движении, заслуживает того, чтобы ему был посвящен отдельный очерк.
Во второй половине 1920-х годов на большевистском Олимпе произошли серьезные перемены. Борьба за ленинское наследство не снижала своего накала, однако состав двух противоборствующих партий изменился. Троцкий объединился с Зиновьевым и Каменевым, Сталин взял себе в союзники Бухарина, который явно не просчитал до конца эндшпиль шахматной партии. С 1926 года именно Бухарин начал вытеснение из Коминтерна Зиновьева, хотя так и не сменил того на посту Председателя ИККИ.
Сталин в очередной раз замаскировал свои действия словами о «коллективном руководстве», предложив создать аналог большевистского Политбюро — Политический секретариат Исполкома Коминтерна. Бухарин, известный своим радикализмом, взялся за проведение в жизнь «левого поворота» международного коммунистического движения.
Николай Иванович Бухарин
1927
[РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 98]
Не прошло и двух лет, как сталинско-бухаринский блок дал трещину. Летом 1928 года, накануне Шестого конгресса Коминтерна, Бухарин начал искать союзников среди проигравших оппозиционеров. После конгресса он, не выдержав нападок Сталина и его подручных в зарубежных компартиях, заявил, что отказывается от работы на всех своих постах.
За несколько месяцев сталинская фракция слепила фиктивный образ «правого уклона», и Бухарин вместе со своими немногочисленными соратниками оказался в том же «оппортунистическом болоте», где уже несколько лет пребывали его вчерашние оппоненты.
После вывода Бухарина из Политсекретариата ИККИ место неформального руководителя Коминтерна ненадолго занял Молотов.
Проработка Эдварда Прухняка, члена Политбюро ЦК компартии Польши (КПП) и члена Президиума ИККИ, в ходе которой использовались подобные аргументы, завершилась прямой угрозой: мы пять лет возились с Троцким, «пока наконец не выкинули его из партии и не арестовали, как врага коммунизма»[20].
Иосиф Виссарионович Сталин
1937
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1650. Л. 20 об.]
Вячеслав Михайлович Молотов
1930-е
[РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1599. Л. 8]
В дальнейшем Молотов, загруженный совнаркомовскими делами, передал бразды правления Пятницкому и Мануильскому, которым направлялись выписки решений Политбюро по коминтерновским вопросам для исполнения. Сталин, регулярно получавший проекты ключевых резолюций ИККИ, лишь изредка удостаивал их своими лапидарными резолюциями[21]. После окончательной победы во внутрипартийном конфликте генеральный секретарь ЦК ВКП(б) не принял в свою титулатуру регалий Коминтерна, оставшись «рядовым» членом Президиума ИККИ. Его вполне устраивала роль «отсутствующего режиссера», который довел до абсолюта исполнительское мастерство своих актеров.
Самой трагичной страницей в истории международной организации коммунистов стала эпоха «большого террора» в СССР. Из героев очерков этой книги только Ленин и Сталин умерли своей смертью. Под безжалостный пресс преследований попадали и рядовые члены зарубежных партий, бежавшие от полицейских преследований в своих странах, и сотрудники аппарата Исполкома всех рангов[22]. Больше всего жертв было среди работников Службы связи ИККИ — ведь они постоянно выезжали за рубеж, а значит, напрямую контактировали с «классовым врагом». Абсурдность обвинений не знала границ, эмигранты сами «помогали» следователям НКВД — достаточно было признания в том, что человек был выпущен из концлагеря, чтобы в протоколе допроса зафиксировать этот факт как вербовку в агенты гестапо.
Террор не пощадил и значительную часть руководства компартий, находившихся на нелегальном положении, и коминтерновских функционеров высшего ранга. Следствие свело предъявленные им обвинения в одно дело, очевидно, рассчитывая на то, что из них можно будет «слепить» громкий судебный процесс. Он весьма соответствовал бы логике «большого террора», который сопровождался шпиономанией и подозрениями в адрес любого иностранца. Вопрос о том, почему Сталин не дал добро на осуждение группы членов Президиума ИККИ и сотрудников его аппарата в ходе особого, четвертого по счету показательного процесса, до сих пор остается открытым[23]. Имеет право на существование версия, что отказ ключевых фигурантов запланированного судилища от дачи вымышленных показаний заставил его организаторов отступить от своего замысла[24]. Однако скорее всего «антикоминтерновский заговор» был одним из нескольких заготовленных впрок сценариев, для превращения которых в открытый судебный процесс нужны были серьезные аргументы и отмашка властей.
Георгий Михайлович Димитров
1935
[РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 272. Л. 1]
Так или иначе, репрессии в Коминтерне расчистили дорогу новому поколению руководителей, которое возглавил болгарин Георгий Димитров.
Его триумфальное возвращение в Советский Союз весной 1934 года после того, как он был оправдан имперским судом Германии по делу об участии коммунистов в поджоге рейхстага, совпало с размышлениями Сталина о необходимости серьезной реорганизации структуры и изменения методов работы Коминтерна, который двигался, говоря словами Троцкого, «от поражения к поражению».
Действительно, компартии не смогли использовать благоприятную для себя конъюнктуру мирового экономического кризиса 1929 года для того, чтобы возглавить протесты безработных и раскачать внутриполитическую ситуацию в ведущих западных странах. В Германии, больше других пострадавшей от последствий кризиса, Веймарская демократия, которую коммунисты считали лживой и буржуазной, была уничтожена не пролетарским восстанием, а захватом власти нацистами. Риторика мировой революции, которую транслировала коминтерновская пресса на десятках языков, мешала реальной интеграции СССР в послевоенную систему международных отношений (в сентябре 1934 года он вступил в Лигу наций).
Встречи с Димитровым убедили Сталина в том, что его собеседник обладает достаточным опытом подпольной борьбы для того, чтобы не отступать от модели захвата власти, предложенной большевиками. В то же время болгарин, более десяти лет выступавший в роли коминтерновского эмиссара в различных компартиях, был способен учесть новые тенденции в политическом развитии европейских стран и прежде всего нараставшую фашистскую угрозу.
В течение года после возвращения в СССР Димитров, ставший неформальным лидером Коминтерна, подготовил поворот к политике антифашистского народного фронта. Летом 1935 года Седьмой конгресс Коминтерна был утвержден.
Акцент был перенесен на защиту демократических завоеваний и антивоенную работу, которая, как и ранее, мыслилась в категориях защиты Советского Союза от империалистической агрессии, однако была дополнена указанием на национальный долг коммунистов — защиту своей страны, если она подвергнется нападению извне.
Лидер итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти, выступавший по этому вопросу, подчеркнул, что после крушения Версальской системы мир ждет «фашистская война», война, «разрушающая все то, что делает возможным жизнь современной культурной нации»[25]. Закрывая конгресс 20 августа, Димитров подчеркнул, что «мы намеренно выбросили из решений
