ли какую историю она могла вам рассказать? И вы ее пожалели. Вот такая у нас версия. Одна из десятка других. Может быть, не самая убедительная. Но мы теперь решили не пропускать ничего, и будем разрабатывать каждую.
– Я не требую, чтобы она возвращалась, – это Фоменко наконец подал голос. – Я просто должен знать, что она жива и она не страдает.
Они замолчали, вопросительно глядя на меня.
Пауза была долгой, и я успела молча изумиться, думая о том, какие они глупые.
– Я хорошо оплачу эту информацию. Ну?
– Я не знаю, где она. Мы никогда с ней не общались.
Он вскочил так резко, что охранники не успели даже моргнуть. Его стул уже валялся на полу, а сам он схватил меня на плечи и тряс изо всех сил, словно бы уверенный, что информация рано или поздно высыплется.
– Говори, сволочь! Если я узнаю, что это ты помогла ей спрятаться, я тебе ноги вырву! Ну!
– Алексей Григорьевич! – Демичев бросился к нам и схватил его за руку, но тот лишь стряхнул ее мощным рывком плеча.
– Убью, уродина! Где она?! Говори! Всех твоих родственников убью, поняла?! Всех на хрен убью! Тащите сюда этого урода из кухни!
Узкоглазый охранник уже волок за шиворот Дениса.
Фоменко отшвырнул меня, и я упала назад вместе со стулом. Он же бросился с Денису и со всей силы ударил его кулаком в лицо.
– Где моя дочь?! – рычал он, захлебываясь слюной. – Где моя дочь?!
Я увидела, как по скуле Дениса ползет красная дорожка крови.
Наконец белобрысый охранник пришел в себя и стал оттаскивать шефа. Узкоглазый отпустил Дениса, и тот рухнул на пол, как мешок с картошкой. Фоменко пыхтел, как паровоз, и яростно матерился.
Демичев наклонился надо мной. В его глазах был ужас.
– Света, простите, ради Бога! Я не ожидал!
– Суки долбаные… Сектанты проклятые… – упырь стоял полусогнутый, прислонившись спиной к стене, и вытирал кровь с руки моей занавеской, висящей между комнатой и коридором. – Убью всех… Тварь… Узнаю, что это ты ей помогла, убью. Тебя, всех твоих родственников, друзей и соседей заодно. Весь барак этот спалю. Нелюди! Твари вонючие. Зачем только землю топчете?!
Он выпрямился и пошел из квартиры, покачиваясь, как пьяный. Охранники ринулись за ним.
Демичев сидел передо мной на корточках.
– Господи, даже не знаю, что сказать… Если бы я знал, что так получится… Слушайте… – он полез в карман. Вытащил оттуда пятитысячную бумажку. Покраснел. В ответный взгляд я вложила всю ненависть, отпущенную мне природой. И кажется, его проняло. Деньги он спрятал, потом встал.
– Я могу для вас что-нибудь сделать?
– Можете, – ответила я. – Передайте привет Коле Мищенко. Скажите ему, что он за это заплатит.
Мои маленькие радости – заметить проблеск уважения в его синих странных глазах.
Затем я увидела, что на фикусе ослепительно горит капля. Значит, Максимка уже дома.
Глава 4
Я проснулась из-за того, что звонил телефон.
Шевельнула плечом, с меня посыпались на пол стеклянные бутылки. Хорошо, что на полу лежали доски, гнилые настолько, что они уже стали мягкими. Бутылки не разбились, а просто ушли на дно, к остальному мусору, накопившемуся с шестидесятых годов. Встревоженно зашептались мыши.
Я вытащила руку, нащупала телефон, поднесла его к уху, стараясь не двигать головой. Голова была до краев заполнена дурью, одно движение – и дурь польется наружу.
– Так больше нельзя, – сказал в трубке голос Дениса. – У меня нет сил смотреть на это саморазрушение. Я больше не приеду. Прощай.
– Привези еще таблеток.
– Нет. Зачем ты себя убиваешь?
Вопрос был философский. Требующий не ответа, а длительных рефлексий. Так что я задумалась. Вдохновленный моим молчанием, Денис продолжил:
– Звонили из твоего кружка, послали тебя матом. Сказали: еще раз сунешься – морду набьют.
– А еще интеллигенты… Привези таблеток.
– Иди к черту!
Я отшвырнула трубку и полежала еще немного. Затем рискнула сменить положение головы. Еще через пять минут приоткрыла глаза. Комната кружилась, но не сильно – а как карусель в парке.
Я ожидала позыва к рвоте, но организм молчал. Наконец я поняла в чем дело: нечем. Я, видимо, очень давно не ела.
Эта мысль придала мне смелости. Пошатываясь, я встала. Подошла к окну.
Вытаращилась: под окном соорудили новую детскую площадку. Да какую! С резиновым зеленым покрытием, пластиковым лабиринтом и даже двумя железными тренажерами для взрослых. Блин, я ничего не пропустила? Власть в городе не сменилась?
К одному из тренажеров подошел Тигран и ну крутить туловищем. Загорелый, довольный, с голым торсом. Подкралась Лида с таксой. Воровато оглянулась, запустила собаку на детскую площадку. Та немедленно наложила кучу. Тигран завопил, начал размахивать кулаками. Лида визгливо закричала. Из окна подо мной раздался громовой рык Макарычева. Этому лишь бы поучаствовать. Он психопат и чью сторону примет, заранее не угадаешь. Я прислушалась: а, госдеп ругает.
Тигран меня серьезно встревожил. Это сколько же я была в отключке, если он успел вернуться с юга? Он ведь говорил, что забронировал гостиницу на три недели.
Увы, вот уже несколько лет я именно так провожу июль – в ауте. Место хорошее и недорогое… Проклятый месяц… Все плохие события в моей жизни происходят в июле. И главное плохое, и плохие помельче, и совсем маленькие плохие, и малюсенькие плохие….
Я прошла по комнате матросом, широко расставляя ноги. Мне очень хотелось есть. Но в холодильнике от съедобного осталась одна вонь. В кошельке – ни копейки. На карточке – ноль. Можно представить, что мне ответят, если я позвоню на работу.
Где взять деньги? Я даже прослезилась от жалости к себе.
И тут снова зазвонил телефон.
Номер не определялся.
– Света, это Демичев. Помните? Мы приезжали к вам по поводу Гали Фоменко.
– Нет, не помню, – сказала я.
– Как ваши дела?
Если бы так не тошнило, я бы, пожалуй, посмеялась: поди, и следить-то за мной продолжают. Все ждут, когда я выйду с ней на связь. Это сколько же им пришлось сидеть в кустах у моего барака, пока я пила водку и глотала таблетки? Неужели месяц? Загар у Тиграна какой-то бледноватый.
Сил не было ни на смех, ни на разговоры.
– Всего хорошего, – сказала я и нажала «отбой».
Он немедленно позвонил снова.
– Света, у меня к вам серьезный разговор.
– Слушайте, я повторяю еще раз, последний. Я никогда не встречалась с Галей Фоменко. Вы должны знать, что с 2011-го года я не занимаюсь сектами. Мищенко ведь вам все это рассказал.