время, несколько недель, возможно даже, месяц-другой, и есть аппарат для «отыскать и покарать». Назначить преемника он не сможет, но предварительно расставить фигуры — пожалуй. И здесь многое зависит от того, что уготовлено Андрею Николаевичу Стельбову. Моему фактическому тестю, деду моей дочери. Удержится Стельбов в Политбюро? Или возглавит обком Чукотского автономного округа?
Чего гадать, жизнь покажет.
А Чижик, что Чижик. О Чижике сейчас никто не думает. Чижик сам о себе подумать должен.
И я думаю, думаю, думаю.
Рвануть в Париж? Прямо-таки слышу: «Михаил Владленович, вы провели тяжелейший матч, вернули в страну шахматную корону, и теперь просто обязаны отдохнуть! Хотите Сочи? Ялту? Ваш любимый Кисловодск? На месяц, на два, не стесняйтесь, вы это заслужили!»
Нет, надоело по чужим углам, пусть даже лучшим в своём роде. Хочу быть здесь, дома. Под собственной крышей.
А Париж никуда не денется. Я так думаю. Более того, уверен. Другое дело — буду ли я в нём. Но по моим расчетам — буду. Как сказала Галина Брежнева маменьке, сейчас главное не высовываться. Следовать линии партии. Быть как все.
Уже не получится. Я, помимо прочего, знаю о болезни Андропова.
Ну и что? Знаешь, и знай на здоровье. А будешь свиристеть — скажут, что сошел с ума. Кто поверит, что вчерашнего студента пригласили на консилиум к Андропову? Никто не поверит. А если кто и поверит — промолчит. Во избежание.
Я решил съездить в город. Время только три, Ми и Фа под присмотром бабушки Ка спят, а мне нужно двигаться. Перемещаться в пространстве и времени. И если во времени перемещаешься безо всякой помощи, нечувствительно, то в пространстве иначе.
В пространстве я перемещаюсь на автомобиле «ЗИМ».
Машина возрастная, куплена дедушкой ещё на старые деньги, но выглядит молодо и едет бодро. И отчего бы не ехать? «ЗИМ» стоит на диспансерном учете у опытного автомобильного доктора, барона Шифферса, своевременно получает профилактические курсы омоложения, и на пенсию не собирается. Хотя меня и подзуживают, поменяй, мол, на «Волгу». Или «Чайку» ждёшь?
Не жду, не жду. Ничего не жду. Нужно будет — приду и возьму.
Неторопливая езда способствовала благоприятному расположению духа. Ехать из Сосновки в Чернозёмск — это не из Багио в Манилу. Никаких наводнений и оползней, и движение куда спокойнее. Хорошо!
И по городу тоже хорошо: машин умеренно, все едут аккуратно, останавливаются у светофоров, и терпеливо ждут. Это не лихой беспорядочный поток машин в Маниле.
Я даже представил, что еду по Маниле — и тут же вернулся в реальность. Не хочу в Манилу.
Подъехал к институту, припарковался рядом с новой «Волгой». Прошёл внутрь, уже и не свой, но ещё не совсем чужой.
Сразу — в библиотеку, к заведующей.
Евгения Максимиллиановна приходу не удивилась.
— Что, Чижик, новых книг привезли?
Мы с девочками покупаем себе книги по медицине, не только советские, но и зарубежные. Те, которых в Союзе нет. По программе и рядом. А потом дубликаты отдаём в библиотеку на общее пользование.
— Нет, Евгения Максимиллиановна, не в этот раз. Напротив, я бы хотел кое-что у вас забрать.
— Что же?
— Помните, журналы хотели сдать в макулатуру, а я их под лестницу в каморку уволок? Вот их и взять. То есть не взять, а купить. Всё по закону: наш журнал, «Поиск», выкупит их у вас по безналичному расчету, не подкопаешься. Деньги, конечно, достанутся не библиотеке, а всему институту, но тут уж вы сами разберётесь.
Евгения Максимиллиановна не обрадовалась. Скорее, огорчилась.
— Где ж вы, Чижик, были раньше?
— Я? На Филиппинах, в Багио.
— В пятницу пришли пожарные, с проверкой. Увидели журналы, хотели составить акт, но смилостивились, просто вывезли журналы, на том и обошлось.
— Вывезли?
— Ну да. Говорю же — смилостивились.
— На своем транспорте?
— Они их в макулатуру отвезут, сказали, у них, у пожарных, тоже план по макулатуре. Ко взаимному удовольствию. Так что…
— Жаль, жаль… Елена Максимиллиановна, могу ли я что-нибудь сделать для библиотеки? Деньги у меня есть.
— Деньги, Чижик, и у института есть. Книг нет. Тех, которые нужны — нет. Учебная литература — вся по разнарядке. На разнарядку выделенных денег хватает, да только и разнарядка часто не выполняется. Обещали пятьдесят учебников по госпитальной терапии, выделили тридцать, по фармакологии вместо сорока — опять тридцать, и так далее. Поэтому мы накупим всякой, скажу так, непрофильной литературы — чтобы фонды на будущий год не срезали. И будет она лежать, занимать место, пока не подойдет время списания.
— Понятно, — ответил я.
И мы расстались.
Пожарные, которые сами вывозят пожароопасную макулатуру, вместо того, чтобы составить акт и выдать предписание?
Пожалели, ну, конечно.
Пожарные.
Глава 3
18 сентября 1978 года, понедельник
Аудиенция
Предчувствие меня не обмануло: у входа в библиотечный сектор собралось человек двадцать, всякий норовил что-то спросить, пожать руку, похлопать по плечу, а то и по спине. Ну да, я — достопримечательность, а к достопримечательности каждому хочется прикоснуться. В Стокгольме это маленький Нильс, в Копенгагене — Русалочка, а здесь, стало быть, я.
Приветливость у меня выше средней, в обычных условиях на четыре по пятибалльной шкале. Но сейчас, после матча, моя приветливость истощилась, просела, и на людей малознакомых и вовсе незнакомых распространяется слабо. Наш-то курс выпущен, всё. А с младшекурсниками общался я редко, знакомств среди них не имел, тем более среди первокурсников. А тут как раз они, первокурсники — их в эту осень от колхоза освободили, пусть-де учатся. А остальные курсы на полях, за исключением сельхозотрядовцев, да и те тоже на полях, на тех, где платят полной мерой, без обмана. Студенту есть хочется не меньше, чем колхознику, порой даже больше, но у него ни огорода нет, ни кур, ни коровы, никакого натурального хозяйства. За всё приходится платить чистоганом, и потому вопрос заработка есть первейший вопрос выживания. Колхозники хитры, поднаторели в риторике, работать-де нужно по велению души, а не из-за денег, вы же комсомольцы. Но против сельхозотрядов слабоваты они, колхозники. Хочешь обмануть бурденковца — готовься положить партбилет на стол, и насуши сухарей впрок, а то потом некогда будет. Не пустая примета, председатель колхоза «Светлый Путь» товарищ Герасимчук получил свои четыре года общего режима, и теперь никакой нам не товарищ. Там, в «Светлом Пути», помимо обмана сельхозотрядовцев много чего вскрылось, но началось-то всё со студентов. И это поняли.
Все эти мысли мельтешили, пока я позорно бежал, вернее, перегруппировывался: пошёл не к главному выходу, а боковой лестницей поднялся на второй этаж, на третий, быстрым шагом перешёл в другое крыло и начал спускаться. Из нашего института шесть выходов,
