Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
Когда, переборов естественную робость, девица подошла поближе, ее ожидало новое потрясение — незнакомец оказался восхитительно умен. Он прочел ей лекцию об особенностях немецкого романтизма, щедро сыпля словечками вроде «светотень» и «перспектива». А когда речь зашла о категории возвышенного в эстетике Эдмунда Берка, Эверина поняла, что влюблена в мистера Тревельяна без памяти. Никогда прежде ей не встречались мужчины и умные, и талантливые.
Настораживало лишь одно. За все время беседы на полотне не появилось ни единого штриха. Но воображение Эверины уже парило над холстом, еще даже не загрунтованным, и нежно касалось его, оставляя на нем радужные мазки. О, это будет шедевр! Его выставят в Королевской Академии Художеств! Причем не под потолком повесят, как работы иных новичков, а пониже, на уровне глаз, там, где его сможет увидеть вся лондонская публика. Ах, как столичные жители будут восхищаться работами мистера Тревельяна! А сама она обязательно должна стоять рядом и разделять его триумф!
…Маме Агнесс подарила бы карету и много платьев…
Откуда же Эверине было знать, что судьба жестоко обошлась с Дэйви Тревельяном — даровав ему зачатки таланта, напрочь лишила трудолюбия. За всю свою жизнь он не закончил ни одной картины. Сделав с полсотни эскизов, он откладывал угольный карандаш, брался за кисть и работал еще час, после чего погружался в глубокомысленное созерцание. Несколько неуверенных мазков, и на небе вместо облака появлялся журавлиный клин. Он уступал место ангелу с лирой, а тот, в свою очередь, превращался в облако, но уже другой формы. Затем мистер Тревельян методично кромсал холст, бормоча, что шедевр опять не получился. А что поделаешь? Трудно искусству подражать действительности. Сам Платон об этом говорил.
Ну разве стоило лишаться благословения из-за такого пустого, никчемного человечишки? А Эверине, поверьте, было, что терять! Поначалу она не желала бросаться в ноги дядюшке-опекуну и проситься обратно. А потом поздно стало — родилась малютка Агнесс. Девочка же привыкла зажимать уши, когда родители принимались за обсуждение финансовых вопросов.
Впрочем, раз в несколько месяцев в их семье, как по волшебству, появлялись деньги. Откуда? Агнесс не знала. Ей хватало и того, что повеселевшая мама бежала выкупать серьги у ростовщика. А папа хотя бы на время забывал дорогу в кабак, где объяснял завсегдатаям поэтику Аристотеля, а те угощали «старину Дэйви» джином, чтобы проверить, каких еще риторических высот он достигнет по мере опьянения. Сияющий, пропахший табаком и олифой, папа сажал Агнесс на колени и называл ее «Неста» по имени легендарной принцессы из Уэльса, откуда он сам был родом.
Но в конце концов произошло то, что рано или поздно должно было произойти. И Агнесс впервые пожалела о своем даре.
Есть ведь и третье правило. Чтобы стать призраком, нужно умереть по-особенному. Это должна быть страшная насильственная смерть.
А когда умерла мама, Агнесс не увидела ее дух. По каким-то неведомым законам смерть от брюшного тифа не считалась поводом к появлению призрака. Видимо, ей недоставало трагизма.
…Теперь же Агнесс не надеялась увидеть отца.
Смерть настигла его в на севере Нортумберленда, где мистер Тревельян вместе с дочуркой остановился на пути в Шотландию. По словам художника, он собирался предложить свои услуги какому-нибудь лэрду, желавшему обновить в романтическом стиле интерьер замка. В приграничной деревушке Кархем, где задержались отец и дочь, к чужакам отнеслись с подозрительностью. Все сведения о выходцах из Уэльса сельчане черпали из стихотворения «Тэффи был валлийцем, Тэффи вором был», а эти строки вряд ли можно счесть хорошей рекомендацией. Хозяйки даже попрятали говядину и баранину на случай, если мистер Тревельян поведет себя подобно своему литературному соплеменнику.
За те четыре дня, которые он прожил в Кархеме, художник не успел ни расположить к себе туземцев, ни, напротив, подтвердить их опасения. В четверг вечером он вернулся в чердачную каморку, поправил одеяло на Агнесс, прикорнувшей на двух сдвинутых стульях, и зажег сальную свечу, которую едва отвоевал у хозяйки — та опасалась отпускать в долг пообносившемуся джентльмену. При дрожащем огоньке свечи он начал свою эпистолу: «Если бы не отчаянная, безысходная нужда, я никогда не осмелился бы потревожить Ваш покой, милорд, но бедность…» Далее следовал вертикальный прочерк до самого низа листа. В этот момент сердце мистера Тревельяна припомнило ему ночи, проведенные за рюмочкой джина, и подало в отставку. Охнув, он упал лицом на непросохшие чернила и пролежал так до самого утра, покуда крики Агнесс не разбудили хозяйку (та еще долго бранилась, оттирая с щеки покойного слово «ьтсондеб»).
Мистер Ладдл, приходской надзиратель, крутил листок так и эдак, но адресат письма оставался загадкой. Не скупясь на бумагу, транжира-валлиец начал с черновика, посему не указал ни имя, ни адрес загадочного лорда, на чье вспомоществование так рассчитывал. Должно быть, какой-то меценат.
Ну да какая разница? Более насущным оставался другой вопрос — как похоронить чужака? Дело шло к похоронам за счет прихода, без гроба и в безымянной могиле. Но мистер Ладдл по неосторожности озвучил и другой вариант, и тут уж квартирная хозяйка не могла не вмешаться.
Вплоть до 1832 года жизнь вдовы Стоунфейс едва ли выходила за рамки «Фермерского альманаха». На день архангела Михаила — жирный гусь, на Рождество — пирожки с сухофруктами, на Пасху — пудинг с пижмой. Скучно жила, без искры. Но в 1832 парламент принял Анатомический Акт, всколыхнувший миссис Стоунфейс до самых недр ее души.
Как объяснял бидль, намерения у парламентариев были благие. Не секрет, что врачам нужно оттачивать мастерство в анатомическом театре. Спрашивается, откуда брать трупы? Если раньше им отдавали тела повешенных, то в наши просвещенные времена врачей стало больше, а висельников меньше. Что докторам делать в таких условиях? Поневоле нанимают всякий сброд, который по ночам ворует тела из могил. Да что из могил! Доходит до смертоубийства. Вон, в том же Эдинбурге не так давно орудовали душегубы, Бёрк и Хэйр. Прохожих они убивали, а тела, еще свеженькие, сбывали профессору в университете. Зато теперь доктора получат трупы бродяг и нищих. Словом, всех тех, кого некому похоронить.
Миссис Стоунфейс твердо решила, что в своем приходе такого произвола не допустит. Где ж это видано, чтобы какой-то бедняк предстал перед Господом без печени или селезенки! Сама она даже выпавшие зубы складывала в шкатулку, которую собиралась захватить с собой в гроб — на случай, если Господь потребует за них отчитаться.
С тех самых пор она устраивала похороны для неимущих. Не за свой счет, разумеется, ведь так и самой можно по миру пойти. Но кто из прихожан захочет прослыть дурным христианином? Приходилось раскошелиться. Появление миссис Стоунфейс на улице было сравнимо разве что с приездом шерифа Ноттингемского из баллад о Робин Гуде. Ставни хлопали, ревущие младенцы замолкали, взрослые прятались в погреб — авось пройдет мимо!
Но разве это кого-то спасало?
Миссис Стоунфейс хлопотала, отдавала распоряжения, торговалась, уличала, угощала, принимала заслуженные комплименты — словом, вела насыщенную жизнь на благо своих ближних.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
