– А, милая кузина Дженет! Я-то точно знаю, что следовало бы сделать с этой очаровательной ведьмой. – Он улыбнулся, демонстрируя прекрасные белые зубы, и опустился в кресло рядом с Коулом.
– С детьми, дурень! – прошипел сэр Джеймс. – Мы обсуждаем, что делать с ее детьми.
– Меня это мало интересует, отец. – Эдмунд бросил на отца иронический, вопросительный взгляд. – Признаюсь, они создают массу неудобств. Согласен? Двое мальчишек стоят на пути к богатству и власти. Чертовски неудобно, как сказала бы моя жена. – Он перевел взгляд на Коула, внимательно оглядев его красно-золотистую форму. – Но не могу себе представить, Коул, при чем здесь ты.
– Вот и я того же мнения. – Коул поднялся с кресла и повернулся к двери, уже собираясь уйти, однако что-то ему помешало. Но ведь он хотел уйти, не так ли? Если даже не обращать внимания на оскорбительное предложение дядюшки, он всегда старался по возможности избегать общества Эдмунда. И все же что-то в насмешливом тоне кузена заставило Коула споткнуться, как бы зацепившись ногой за ковер. Коул и сам не мог сказать, что именно, поскольку Эдмунд вечно злобно над ним подсмеивался.
– Я попросил Коула отправиться на Брук-стрит в качестве воспитателя Стюарта и Роберта, – торопливо сообщил сэр Джеймс сыну. – Мы обсуждали детали.
Эдмунд снова рассмеялся.
– Что, приятель, тяжело жить на половинное жалованье? Лично я скорее отправился бы в ад, чем на Брук-стрит. В академию ты вряд ли вернешься, а на хлеб ведь надо чем-то зарабатывать. Война, похоже, в ближайшее время не предвидится.
– Хорошо, я завтра же отправлюсь на Брук-стрит, – решительно заявил Коул и поймал на себе изумленный взгляд дяди. Капитану показалось, что эти слова произнес не он, а кто-то другой, и тем не менее прозвучали они очень твердо и отчетливо. – Я буду у леди Мерсер в три часа, если это не нарушит ее планы. Вы предупредите ее о цели моего визита и спросите разрешения на посещение ее дома. Все честно расскажите ей обо мне... в том числе о моей военной службе.
– Я... да, пожалуй... – пробормотал сэр Джеймс с несвойственной ему покорностью.
Коул скрестил руки на груди.
– Более того, дядюшка, вам придется взять на себя труд уговорить ее взять меня на службу, потому что я этого делать не стану. Я также не буду ей врать и шпионить за ней для вас. Понятно?
– Я... ну, я даже не знаю. – Джеймс провел ладонью по лицу. – Меня глубоко тревожит... судьба детей.
Внезапно Эдмунд резко поднялся с кресла.
– Послушай, отец, ты не должен посылать его на Брук-стрит. Коул не имеет никакого отношения к этому делу! Абсолютно никакого.
Коул не обратил внимания на слова кузена, сосредоточившись на покрасневшем лице дядюшки.
– Я позабочусь о детях, ваша светлость. Могу вас заверить, что буду действовать только в их интересах. Ведь вас это беспокоит, не так ли?
Дождавшись неохотного кивка дяди, Коул продолжил:
– Если я замечу, что детям что-то угрожает либо что-то делается им во вред, я тут же сообщу об этом вам и леди Мерсер.
– Сообщишь и ей?
– Согласитесь, это будет честно, поскольку вы с ней равноправные опекуны.
Сэр Джеймс в задумчивости почесал подбородок.
– Коул, я не уверен, что это будет...
Капитан подошел к двери и взялся за медную ручку.
– Я понимаю, ваша светлость, что это не совсем то, чего вы хотели. Но, простите, это все, что я могу вам предложить. Подумайте до завтрашнего утра, и если вы найдете кого-то, кто лучше справится с этой работой, то я буду вам только благодарен.
Коул уже спускался по ступенькам особняка, когда осознал, что проскочил мимо швейцара, который держал его шинель и шляпу. И словно напоминая о его оплошности, холодные капли дождя упали ему на волосы и скатились за воротник, вызвав дрожь в спине.
Черт побери, что же он только что натворил? И зачем? Возвращаясь назад к швейцару, Коул подумал: может, его ранило шрапнелью не в ногу, а в голову?
Солнце едва взошло над лондонским кварталом Мейфэр, когда настойчивый стук раздался в дверь личной гостиной леди Мерсер – небольшой, но элегантно обставленной комнаты, которая соединяла ее спальню со спальней покойного мужа. Какое-то время леди Мерсер не отвечала на стук. Сидя за письменным столом, она смотрела в окно на тихую улицу. Она поднесла палец к губам, затем снова взялась за перо. Стук в дверь повторился, на этот раз еще настойчивее.
Леди Мерсер глубоко вздохнула. Стало ясно, что сегодня ей не придется побыть в одиночестве.
– Войдите, – произнесла наконец она, отодвинула кресло от стола и поднялась.
Вошел дворецкий. На пороге он замялся, затем решительно шагнул вперед и протянул хозяйке серебряный поднос.
– Послание для вас, миледи, – произнес Дональдсон с легким шотландским выговором. – Я приказал посыльному подождать внизу, на случай если вы соблаговолите послать ответ.
Дженет Камерон Роуленд, маркиза Мерсер, графиня Килдермор, виконтесса Леджвуд, баронесса Карроу и Дантейт снова тяжело вздохнула.
– От кого?
Дональдсон посмотрел на нее с сочувствием.
– Сожалею, миледи, но снова от лорда Джеймса.
Леди Мерсер взяла письмо с подноса.
– Вы сказали, что посыльный ждет?
– Да, но на кухне. Кухарка пообещала за ним присмотреть.
Кивнув, леди Мерсер подошла к столу, взяла массивный золотой нож для бумаг с выгравированным на нем кельтским крестом ее предков. Быстрым движением она вскрыла конверт и погрузилась в чтение.
Леди Мерсер была стройной, хрупкой женщиной с блестящими волосами цвета воронова крыла. В девичестве она считалась настоящей красавицей, однако годы и жизненный опыт почти стерли живость с ее лица, оставив взамен напряженную, почти холодную озабоченность. Она была особенно заметна в больших, выразительных голубых глазах маркизы и в морщинках, которые все чаще появлялись в уголках ее рта.
Взгляд у леди Мерсер был твердый и уверенный, словно лезвием пиратского ножа она могла им пригвоздить к стене нерадивого слугу. Кроме того, обладая живым умом и взрывным характером, она терпеть не могла дураков. Несмотря на двадцать восемь лет и двоих детей в возрасте семи и девяти лет, на стройную леди Мерсер все еще заглядывались мужчины. А патрицианский лоб, утонченные скулы и чистая, без изъянов кожа подтверждали то, что она была настоящей шотландской аристократкой в истинном смысле этого слова.
Многие считали леди Мерсер дерзкой и неуравновешенной гордячкой, а некоторые добавляли к ее характеристике еще и эпитет «бесчувственная». Но как бы там ни было, леди Мерсер была такой, какой ее сделала жизнь, а Дональдсон, учитывая долгие годы доверительного общения с хозяйкой, знал о ней кое-что неведомое другим. Леди Мерсер умела прощать ошибки и была надежным другом тому, кому доверяла.
