На вид лет по семнадцать. Они слушали один плейер на двоих. Два наушника на четыре уха. Глядя на них, могло показаться, что они прожили вместе всю жизнь, проведя ее в разговорах, перебрав все знания мира. И больше им сказать друг другу нечего. Они слушали музыку и тупо молчали.
В какой-то момент в вагон зашла представительница железнодорожной филармонии и фальшиво затянула под гитару «Вальс-Бостон». Видимо, утро для нее было чересчур дерьмовым, и она спешила поделиться этим с остальными. Да и вряд ли оно могло быть другим, когда нет ни работы, ни таланта. Я прекрасно понимал, о чем она поет.
Я бросил беглый взгляд на пассажиров, вернее на их прекрасную половину. Не найдя радости для глаз, уткнулся в серые хрущевки за окном. Зима еще не успела начаться, а мысли уже жаждали лета. Терпеть не могу уродливые пуховики-доспехи.
Женщина с гитарой, извиняясь, проталкивалась через людей к следующему вагону, попутно задевая каждого второго декой. Из тамбура было слышно, как контролеры пытаются оштрафовать какого-то мужика за курение. Чем дальше контролеры продвигались по вагону, тем просторней становилось в нем. Транспортная компания вынуждает одних пробегать спринтом платформы, стараясь не переломать лодыжки и шеи, других – оплачивать проезд тех, кто рискует здоровьем в целях экономии. Слышал, что в одной европейской стране в пригородных поездах ввели в постоянную практику проводить лотерею по номерам билетов, как следствие – количество «зайцев» резко сократилось. Но это где-то в европейской стране. С доброй половиной пассажиров я отправился повторно слушать «Вальс-Бостон».
По прибытии, выходя из поезда, я бросил взгляд на почти опустевший вагон. Там оставались лишь кондуктора и охранники. Им предстояло коротать час до обратного отправления. Голос одного из кондукторов я запомнил, когда она требовала заплатить штраф мужика в тамбуре. Громко разговаривая и смеясь, она прерывалась лишь для того, чтобы сделать затяжку из поднесенной к губам сигареты.
Глава3.
Лучше уже не будет никогда. Дальше – хуже. Черные жизненные полосы никуда не денутся, они лишь начнут казаться белыми, как только к ним привыкнешь, дальше снова черные и так до конца.
Я ждал конца, продолжая волочить за узды дохлую полностью черную зебру.
Я застегнул молнию своей парки до самого подбородка, едва не зацепив то, что образуется на лице, если пару месяцев не пользоваться бритвой. После теплоты вагона особенно сильно ощущался пробирающий холод, не заставляющей себя ждать, надвигающейся зимы. В такие нещедрые на погоду дни продавцы ларьков с выпечкой скалятся в приветственной улыбке шире, чем обычно.
Я пил обжигающий дешевый кофе, периодически зевая. Пластиковый стаканчик был настолько тонкий, что приходилось держать его через перчатку. Свободной рукой рылся в смартфоне, ища, где лучше приобрести подарок для Макса, с выбором которого еще не определился. Был день его рождения. Ничего интересного, обычная попойка, наверняка ни единой телки, пицца, бухло, разговоры о вагинах, музыке, кино, спорте. До тех пор пока всем не надоест и они не догонятся крайним стаканом, дабы уйти в отруб. В общем, все по старой избитой схеме. Я бы и не принял приглашение, если бы личность именинника была мне безразлична.
Смяв стаканчик, спустился в метро. Тесное, грубое, наглое, перегруженное приезжими работягами. Вздохнуть свободно может лишь к вечеру, когда расфасует приезжих по вокзалам, а те, в свою очередь, отправят их по своим городишкам, чтобы вновь встретить поутру.
Я продвигался в толпе к эскалатору. Какой-то пидр, двигаясь по встречке, задел плечом. Надеюсь, ебарь его жены не такое же чмо.
Спустя несколько песен, я доехал до нужной мне станции.
Торговый центр, будто огромный аквариум: весь стеклянный, набит людьми, а те, подобно рыбам, летают от витрины к витрине хаотичными стайками. Разница лишь в том, что рыбе не нужны брендовые шмотки, приторная туалетная вода и сумки из других животных, в которых бы удобно было таскать брендовые шмотки, туалетную воду и прочие необходимости. Рыбу не заманить в аквариум скидками и распродажами. Вот кормом – вполне. Я пришел за кормом. Мне показалось, что я достаточно разбираюсь в мышлении рыб, поэтому посчитал бутылку вискаря неплохим подарком. Вискарь любят многие. Макс – точно. Я же его друг, а настоящие друзья просто обязаны знать предпочтения друг друга в спиртных напитках.
Времени у меня было вдоволь, сэкономленное на решении не тратить сил на изнуряющие поиски подарка, а остановить выбор на классике. Чтобы как-то скоротать его, я закурил у входа рядом с охранником. Спокойный такой перекур, что ли получался. Рядом стояли две женщины: тонкие папиросы, толстые пальцы. На кончиках сигарет висел такой слой губной помады, что с лихвой хватило бы на неделю пользования. Дымили, о чем-то кудахтали: то ли о причинах эмиграции Бродского, то ли о размерах членов своих мужей. Позади них, жадными ждущими глазами из-за угла наблюдала компания из четырех мальчиков. На вид точь-в-точь копии андерсоновских утят. Так же ненавидят лебедей, но завидуют им. Я про тех, кто красивее, больше, сильнее и у кого благодаря родителям размах крыльев шире. Но они, эти мальчики, уже давно не интересуются сказками, а потому, утятами останутся навсегда. Вырастут, найдут таких же уток, нарожают с ними себе подобных и будут воспитывать их с установкой ненависти и зависти к лебедям. Им будет важно, чтобы их утята дружили с детьми этих самых лебедей. А лебеди будут учить своих детей не связываться с утятами.
Так стоял я и думал, еще думал о том, что пора бы перестать проводить параллель между людьми и животными. Хотя бы потому, что это оскорбительно по отношению к последним.
Тем временем курицы, то есть женщины, побросали свои недокуренные сигареты в пепельницу над урной. Для таких, как они, сигарета просто еще одна нужная трата, позволяющая как-то разнообразить свои перешептывания и сплетни.
Едва женщины скрылись в дверях центра, подлетели мальчики и жадно похватали недокуренные сигареты, тут же исчезнув за углом. Восемь маленьких легких удивительно быстро сумели переработать табак в дым, потому как я еще не успел докурить, а мальчики, сплевывая, уже косились на меня из-за угла.
Я подошел к урне и раскрошил сигарету, хотя в этом и не было необходимости – от нее и так почти ничего не осталось. Не оборачиваясь, двигаясь к дверям, услышал в спину концентрированное:
– Козел!
Я никак не отреагировал и не обиделся. Их правда.
Глава 4.
Вечер. Знакомые Макса. Пьем, курим, иногда смеемся, но больше пьем. Ни одного приятного гладкого личика, лишь наши запущенные хари.
– Ну че,
