Книга Босс скучает - Татьяна Тэя

— Привет, — выдаю я, отмечая, что у него красивый глубокий голос, даже несмотря на шёпот.

Ну вот, никакой он не француз, как я себе насочиняла.

— Ты, что, боишься летать?

— А, что, так заметно? — искоса смотрю на него и снова вижу эту завлекательную ямочку на щеке.

На вид ему чуть больше двадцати, значит мы примерно одного возраста. И путешествует он, видимо, как и я — один.

— Честно? Очень…

Нервно хихикаю, думая, что смотримся мы странно — парочка, сидящая в темноте, пока большинство пассажиров спит. Сейчас точно появится какой-нибудь дежурный стюард и прогонит нас отсюда. Но никого нет, и мы не двигаемся. Механизмы самолёта продолжают активно работать, нас ещё раз качает вверх-вниз, и я на автомате хватаю парня за предплечье, будто бы он сможет удержать, если огромная металлическая птица надумает меня стряхнуть с высоты.

— Всё хорошо, просто небольшая воздушная ямка, — заговорщицки заявляет он.

— Просто небольшая воздушная ямка, — передразниваю я; мне бы его невозмутимость.

— Если полёты тебя пугают, зачем отправилась так далеко?

— А захотелось, — с вызовом бросаю я, но с новым потряхиванием весь вызов сходит на «нет».

Парень участливо накрывает мою ладонь своей. Кожа у него грубая, но тёплая, и от этого тепла мне становится спокойнее. Чужая уверенность — это несколько заразительно, и я решаюсь на откровенность.

— Если честно, — со вздохом признаюсь, — больше всего я боюсь взлётов, хотя сегодня было терпимо. Боюсь, что двигатель откажет или птица в него попадёт, и мы загоримся, или скорость будет недостаточной для взлёта, или угол тангажа превысит допустимую норму, что при развороте крен будет слишком сильным, и мы завалимся, или что закрылки не проверили, что датчики высоты и скорости работают некорректно, или что давление в шинах шасси забыли замерить. Потом боюсь турбулентности, боюсь, что диспетчер вывел нас на один эшелон с другим судном, и мы неминуемо столкнёмся. Пожара на борту боюсь. На посадке — бокового ветра, болтанки, тумана, плохой видимости, в общем. На взлёте я всегда считаю про себя, и если конечная цифра счёта превышает обычное число секунд, а высота всё ещё не набрана и самолёт никак не выравнивается, я тоже паникую. Вдруг что-то сломалось? А?

Всё это я выдаю на одном дыхании, смотря прямо на своего собеседника и не моргая. На его лице нет насмешки, только если лёгкое удивление проскальзывает. Так что, надеюсь, совсем за спятившую он меня не примет.

— Знаешь, это очень похоже на какие-то дурацкие навязчивые мысли, — заключает он. — А все проблемы твоей аэрофобии не от незнания, как у большинства, а от излишней осведомлённости о самолётах.

Тут он, конечно, прав. Я сначала как думала: предупреждён — вооружён, но сейчас совсем не уверена, что идея была дельной.

— Намекаешь, что у меня мозги набекрень?

— Нет, — хмурится он, — но с этим надо что-то делать.

Его лицо светлеет, будто ему в голову пришла замечательная идея, но он никак её не комментирует.

— Но я знаю, как тебя немного отвлечь. Пошли со мной.

— Куда?

— Тут недалеко, я покажу.

Он упирается свободной рукой в пол, готовится подняться, но я его торможу, заявляя с лёгкой ухмылочкой.

— Меня мама учила никуда не ходить с незнакомыми дяденьками.

На мгновение «дяденька» застывает, а потом с неизменной улыбкой представляется:

— Герман, я Герман.

— А я Варя.

Нет, всё-таки я его веселю, определённо веселю, потому что улыбка не сходит с его лица, когда он помогает мне встать на ноги. Ух ты, а он высокий, я едва выше его плеча, а ведь сама не маленькая. Не выпуская моей руки, он ведёт меня почти в конец салона, на последние места.

— Ммм, прям как в кино, — шучу, устраиваясь на центральном ряду, где все четыре кресла свободны.

— Скидывай обувь и накрывайся пледом, а я сейчас, — он бросает в меня флисовым покрывалом и показывает на пальцах «окей».

Я киваю и делаю ровно то, что он мне предложил.

Довольно скоро Герман возвращается

— А ещё чему тебя мама учила? Например, конфеты от незнакомых дяденек не брать?

С этими словами он протягивает мне какой-то предмет, и я на автомате его принимаю. Глаза мои расширяются от удивления. Это же эскимо — тонкое и в блестящей фольге.

— Ну, мы вроде как уже познакомились, — усмехаюсь я, без промедления начиная разворачивать обёртку. — Это ты откуда взял?

У меня начинают закрадываться сомнения, что мне повстречался какой-то волшебник. Мороженое тает на языке, приятно холодит, и отвлекает, надо сказать. А ещё кажется мне самым вкусным лакомством на свете.

— Его ближе к завтраку раздавать будут, а я сейчас попросил, — Герман также с ногами устраивается на сидении напротив меня, и я делюсь краем пледа, хотя у него есть свой.

Некоторое время мы молча поглощаем мороженое. Это просто фокус какой-то, никогда не думала, что в самолётах раздают такие десерты. Тут же я высказываю Герману свои мысли.

— Это «Люфтганза», детка, — отшучивается он, — в общем-то, на «Эйр Франс» его тоже в середине полёта дают.

— Ммм, а ты, смотрю, путешественник со стажем, — я впиваюсь зубами в остатки шоколада на палочке. — Часто летаешь?

— Реже, чем хотелось бы, — пожимает он плечами, забирая у меня мусор и бросая его в бумажный пакет, который он вытянул из сетки впереди стоящего кресла. — Первый раз в Рио летишь?

— Да, можно сказать «за мечтой».

— А чего одна?

— А ты чего один? — тут же нахожусь я, потом мысленно закатываю глаза.

Ну, Варь, куда ты так гонишь: небось, очень хочется узнать про горячую бразильянку ожидающую этого красавчика на своей исторической родине?

— Со мной друг должен был лететь, но он ногу сломал, так что я один, планы менять не хотелось. Следующий год у меня точно спокойным не будет, ну, я так надеюсь, поэтому решил отдохнуть вперёд, — признаётся он, даже ничуть не обижаясь, что я ответила вопросом на вопрос. — Ты где в Рио остановилась?

— Квартиру арендовала на Копе, а ты?

— А я пока нигде…

Герман так многозначительно смотрит на меня, что приходится сглотнуть, прежде чем неуверенно улыбнуться в ответ.

Стоит ли упоминать, что пять часов спустя, прилетев в Рио и выйдя из аэропорта, мы оказываемся в одном такси?