меня любила, а потому, что ей не нужны были проблемы. Если бы мой опекун был великим князем или хотя бы более богатым человеком — возможно на это его поведение она и закрывала бы глаза. За отдельную плату. Но тут… Проблем как наследная графиня Чернышёва я могла принести больше, чем привилегий, которые она бы получила от барона Венюкова.
Это было до появления кулона, сейчас я бы и сама прикоснулась к нему, потому что знать его планы по отношению ко мне — было бы очень хорошо. В принятии решений точно бы помогло. А он, хотя и начал приезжать чаще, чем раз в год, а точнее каждые три месяца (правда, бумаги на подпись больше не привозил), умудрялся держаться почти идеально. Ни лишнего взгляда в мою сторону, ни лишнего движения. Привозил конфеты, принадлежности для рисования (куда ж без них). В общем, вел себя почти нормально. Подменили его что-ли?
Я переехала в комнату Ирины в течении получаса. Оказывается, у меня очень мало вещей. Юлианна даже сделала вид, что помогает мне. Она улыбалась, но теперь в ее глазах я видела лед: прозрачный, твердый. Она могла быть опасна. Просчитать многоходовую интригу — это не про нее, но просто на эмоциях сделать гадость — это она может, умеет, практикует.
— Юлианна, подай мне шкатулку, пожалуйста.
Драгоценностей там нет, только бижутерия и несколько простеньких браслетов. Сплетенных на уроках рукоделия. Но все же…
В этот раз меня пробило как будто молнией. Лицо у меня видимо изменилось, со стороны я услышала свой собственный свистящий выдох. Это не была ситуация, касающаяся меня. Я увидела, как Юлианна падает днем с лестницы и ломает руку. Причем то, что она ее ломает, я понимаю из следующей картинки, на которой она с гипсом. А это говорит о том, что лекарь из ближайшего городского госпиталя залечить перелом не сможет. Это требует сильных магических вливаний или хороший артефакт, не думаю, что директриса одобрит такие траты. Гипс намного дешевле.
Я внимательно посмотрела в глаза «бывшей» подруги.
— Ты в порядке, Ариадна?
Хорошо хоть не Ари, меня бесит эта собачья кличка. И Юлианна об этом знает.
— Все в порядке, просто похоже нога немного поехала, и я чуть не упала. Вроде не подвернула.
— Все же ты зря переезжаешь…
— Меня директриса попросила, — легко соврала я.
В голове крутились мысли «Что я сейчас видела? Прошлое? — Юлианна никогда не ломала руку, тем более, что и выглядела она не сильно отличаясь от сегодняшнего вида. Будущее? Раньше я никогда не видела его, а тут… Подожду до завтра… Или еще недельку…
Вариант с тем, что я просто сошла с ума, я тоже не отбрасывала, тем более что прочитала в книжке, что сумасшедшие-то как раз полностью уверены в своей адекватности. Это мир вокруг с ума сошел… А они — в полном порядке.
Через три дня я убедилась, что тогда, стоя на пороге своей бывшей комнаты, я увидела именно будущее… Не далекое по времени, но очень реальное. И все-таки видимо имеющее отношение ко мне, просто я пока не знаю — какое именно. Врача директриса вызвала, а вот мгновенное исцеление не оплатила. Сказала, что это плата за невнимательность.
— Отец наш небесный указал тебе больше внимания уделять настоящему и меньше витать в мечтах.
Очень вдохновляющая речь, хорошо, что относилась не ко мне. Интересно, а если я бы попыталась предотвратить падение с лестницы, я бы смогла повлиять на возможное будущее? Или она бы все равно сломала руку вне зависимости от моих действий?
С Ириной Туманской мы почти подружились: я не лезла к ней в душу, она не лезла ко мне. Постепенно все остальные девочки приняли ее, особенно после того как поняли, что шпынять ее просто так не получится. Она давала отпор, пусть грубовато, но очень четко. Бывшая соседка Ирины немного поистерила, но после прогулки в парке, после которой Ирине пришлось зашивать рукав, а Ольге объяснять, что губа у нее разбита, потому что она просто упала, открыто задевать ее уже никто не решался.
Ирина не спрашивала, почему я встаю за полчаса до подъема и делаю упражнения на растяжку, на укрепление спины, рук и ног. Папа когда-то научил. Мы вставали с ним рано, мама любила еще поспать, а мы с папой в парке посольства делали упражнения и бегали вокруг здания. В пансионе я стеснялась бегать, да и упражнения делала в своей комнате. Юлианна давно к этому привыкла и просто отворачивалась к стенке. Даже не рассказывала о них никому. Видимо, это была не самая завлекательная информация о моей жизни.
После смерти родителей утренние упражнения стали ритуалом, который позволял настроится на новый день. Необходимый — как дыхание. Я даже в карцере делала упражнения! Когда я болела и утренние упражнения приходилось откладывать из-за слабости, мне казалось, что моя внутренняя энергия тоже слабеет, отползает в уголочек и ждет, пока я начну себя хорошо чувствовать и смогу собрать себя в совочек, как кисель с пола. А иногда, как веник собирает расползшуюся меня и дает хороший мотивирующий пинок на выздоровление.
Ирина никогда не пыталась выяснить, почему я хожу все время в тонких перчатках и не тороплюсь их снимать. Я даже спать стала в них. Иногда многие знания — многие печали. Я спокойно переживу без информации, чем наша воспитательница и конюх занимались в подсобке, мимо которой я проходила, пока ее искала. Картинки выскочили, когда я просто сняла перчатки на уроке рукоделия, чтобы померить новые, а она решила их потрогать и коснулась меня кожа к коже. Вот я бы спокойно обошлась без того, что в этот момент промелькнуло у меня перед глазами! Со звуком, между прочим!
Замуж и до этого не сильно хотелось, а тут вообще желание отшибло. Напрочь!
С Ириной же удалось проверить и то, могу я влиять на будущее или нет.
Проводя контрольное касание Юлианны, теперь я делала это не реже раза в неделю, я узнала, что они планируют заманить Ирину в сарай на окраине поместья и там запереть на ночь. Если до отбоя ее не будет в комнате — карцер ей обеспечен. Тем более, что сдавать «подруг» она не будет, потому что… Просто потому что не будет.
Скорее всего просто промолчит, а потом попробует отловить в парке и объяснить, что за все в этой жизни надо платить. За подставы в том числе.
Быстро сбежав от «подруги», я села на лавочку
