бьются в истерике и не бросаются на людей.
– Никто не запретит мне обратиться в суд, – цежу я.
– Обратиться ты, конечно, можешь. Можешь потратить кучу времени, денег и сил.
Кир встает, и мне кажется, я впервые замечаю какие-то живые эмоции на его равнодушном лице. Или так просто ложатся тени от высаженной под окном рябины?
– Я хочу быть с дочерью. – Мой голос дрожит от слез, до которых меня без всякого труда доводит поганец.
– Переезжай сюда, ко мне… – давит взглядом. – И будь.
– К-кем быть?
– Моей женщиной, Аришиной матерью, хранительницей домашнего очага. Ты мне нравишься в любых своих ипостасях.
– Твоей женщиной? – шокированная, я округляю глаза.
– Ну, да. Ты же не думала, правда, что я откажусь от своих планов? – интересуется Кир на полном серьезе, сбивая с ног равнодушием взгляда.
ГЛАВА 3
Я смеюсь, как дурная. Касаюсь лбом края стола, чтобы как-то отдышаться, но стоит только, чуть овладев собой, поднять взгляд, как меня по новой накрывает приступом громкого хохота.
Конечно, так нельзя. И вполне вероятно, такая реакция только усугубит мое положение, но я просто не могу остановиться. Это истерика. Нервы сдают. Спросите, почему? Да потому что у меня нет никаких сомнений – Кир не шутит. Пусть мы не виделись долгие шесть лет, в свое время я успела хорошо изучить этого психа. В конце концов, именно мне пришлось взять на себя заботы о его ментальном здоровье. Это я водила Кирилла к психологам, это со мной они делились своими соображениями на его счет и подсказывали, как правильно с ним общаться. Это я ночами просиживала в интернете, в попытке отыскать информацию о том, как ему помочь. Его отцу было не до этого. Виктор так и не смог смириться, что с его сыном что-то не так, и предпочел самоустраниться от его проблем, переложив на меня все то, что по-хорошему должен был делать сам.
В столовую заглядывает экономка. Осуждение в ее глазах понятно – у людей горе, а я тут ржу. Гораздо больше меня поражает то, с какой легкостью Кир ставит ее на место. Ему хватает одного взгляда, чтобы Ольга Сергеевна ретировалась, так ни слова нам и не сказав. В исполнении двадцатидвухлетнего мальчишки такой фокус выглядит впечатляюще.
– Ты окончательно спятил, да?
– Нет. Я в норме. Могу показать справку. Через полтора часа мне нужно вернуться в город, чтобы порешать с похоронами, а потом я весь твой. Можем заехать к тебе, чтобы забрать вещи.
Офигев от его слов, я поначалу пропускаю кое-что важное. Странные интонации, которыми Кир щедро сдабривает голос, отчего тот становится как будто теплей. Видно, парень старается доказать мне, что не такой уж он и чурбан. Неужели ему так важно произвести на меня впечатление? Не верится. К тому же Кирилл не может не понимать, насколько это бесперспективно, учитывая тот факт, что я знаю его как облупленного.
– Я не стану твоей женщиной, – насмешливо качаю головой.
– Впрочем, если весь твой нынешний гардероб выглядит вот так, – словно меня не слыша, продолжает Кир и проходится брезгливым взглядом по моему наряду, – это будет напрасной тратой времени. Такая женщина, как ты, не должна ходить в дешевых тряпках.
На самом деле внешний вид – это последнее, о чем мне сейчас стоит беспокоиться, но какого-то хрена замечание мальчишки бьет по самолюбию. Я вскакиваю.
– Да пошел ты. Я не позволю себя унижать!
Как он оказывается со мной рядом? Не знаю! Просто секунда – и Кир, буквально только что сидящий за столом, уже нависает надо мной, подавляя борзой силой молодого самца.
– Придержи свои «пошел ты» для кого-то другого. Со мной ты не будешь говорить в таком тоне. Ясно?
Судорожно сглатываю, не понимая, как так вышло, что Кирилл влегкую подминает меня под себя. Он мальчишка. Глупый самодовольный мальчишка с кучей тараканов в голове. А я битая жизнью женщина. Старше его на семь лет и опытнее на целую жизнь, но когда он вот так смотрит… боже!
– Х-хорошо. Ты прав. Я не должна была так с тобой разговаривать. Отойди, пожалуйста.
– Зачем? Я теперь буду рядом всегда. Привыкай.
– Кир, ты вообще меня не слышишь, что ли? – часто моргаю.
– Нет. Похоже, это ты не слышишь меня. Аня, у тебя нет выхода. Посмотри на себя, ты хочешь вот такой жизни для своей дочери?
– Какой – такой? – цежу сквозь зубы.
– Арина привыкла к совершенно другому, – уходит от ответа Кирилл. Сложись обстоятельства чуть иначе, я бы оценила его старания. Ведь подобная деликатность – это же вообще не про Кира, ему приходится ломать себя, чтобы до меня достучаться. Впрочем, мне откровенно плевать, сколько усилий прилагает сопляк, чтобы казаться нормальным. Потому как прямо сейчас ненормально абсолютно все: сама ситуация, его предложение, наш последующий разговор!
– Ну, так обеспечь ей ту жизнь, к которой она привыкла. Без ультиматумов мне. Слабо?
– Я обеспечу, – заявляет, не дрогнув. – Но свое условие я озвучил.
– Готов принудить меня?
– Вряд ли это можно будет назвать принуждением.
Я открываю рот, чтобы возмутиться, и тут происходит нечто, полностью меня дезориентирующее. Кир проникает пальцами между моих приоткрытых губ. Один толчок, второй, третий, погружаясь с каждым разом все глубже во влажный жар. И это все – оно будто не со мной, понимаете? Бывает же так во сне, когда ты в ужасе просыпаешься и не можешь пошевелиться. Вот и сейчас я чувствую нечто подобное. Сопляк беззастенчиво трахает мой рот, а все, что я могу – просто во все глаза на него палиться.
– Анечка, гарантирую, тебе так понравится, что ты еще течной сучкой будешь скулить, выпрашивая добавки.
Моя челюсть падает ниже от такой самоуверенности. А глаза обжигает соль от того, что в его словах может иметься какой-то смысл, учитывая то, как предательски быстро намокают мои трусики. Боже мой! Какого черта?! Что себе позволяет этот сопляк? А я?! Злые мысли понемногу приводят в чувство. Я выталкиваю языком его пальцы, готовая откусить их, к чертям, если он сию секунду не прекратит, но, к счастью, ничего подобного делать мне не приходится – Кирилл послушно убирает руку, но только для того, чтобы в ту же секунду впиться в мой рот своим.
В этом поцелуе
