склоняет голову. Похоже, он упивается, наслаждается этим.
— РикРеаленРикРеален! — все громче и громче, быстрее и быстрее, пока, запыхавшись, мы не сбиваемся и не срываемся в новые крики, аплодисменты и смех.
Эви выглядит немного самодовольно. Интересно, что сделали бы другие фанаты Рика, если бы знали, что скандирование начато самой Teenage Petrolhead, а они узнают: Эви сняла все на телефон. Потом она опубликует это в твиттере для своих шестидесяти пяти тысяч подписчиков и получит кучу лайков.
Я оглядываюсь, высматривая армию Рикдома. Подавляющее большинство поклонников «Вечных» — девочки, и я знаю, что многие из них старше, чем выглядят. Большая часть толпы в официальных фанатских футболках тура, но есть среди них и те, кто держит самодельные плакаты с надписями «Рик реален» и «Райан + Ник = навсегда», и те, кто приложил чуть больше усилий. Я вижу потрясающую черноволосую девушку в травяной юбке из клипа «Honolulu Legend» и еще одну молодую женщину в самодельном обтягивающем черном комбинезоне, который Ана Алия носит в «Cybersex». Рядом со мной чертовски сексуальная Эви в коротком макинтоше из «Rainin’ You», она выглядит так, будто под ним ничего нет. А я…
А я в душном белом пальто из мохера, которое купила за пять фунтов в благотворительном магазине, самодельных копытах из картона, фольги и лака для ногтей, с гривой из швабры, а на носу половина кокоса, раскрашенная белым корректором, потому что моя любимая песня — «White Horses».
— Как миииииииило, Дэб, — тихо пропела Эви, когда мы готовились к концерту на ее просторной кухне. (Она называет меня Дэб, потому что мой ник Wild White Horse, то есть Дикая Белая Лошадь, сокращается до ДБЛ, а дэбээл сокращается до Дэб. Рот Эви порой превращается в архиватор файлов во плоти.)
Она даже покрасила баллончиком мой рюкзак, чтобы тот был похож на седло.
— Детали имеют значение, — сказала она мне. Очевидно, тот факт, что это мой единственный рюкзак и теперь мне придется разгуливать по школе, выслушивая подколы «прокати-ка», имеет меньшее значение. Перед выходом она сфоткала нас и выложила в инстаграм. Полторы тысячи лайков, но в комментариях упоминают только ее.
Ник пару раз крутит микрофон на шнуре и ловит.
— Прикинь, Лондон? Сегодня вечером мы записываем фильм о туре. Это отличная новость, потому что вы все выглядите невероятно.
Еще один всплеск радостных криков, и Ник добавляет накал вступлением к «Cybersex».
Фильм о туре? Вот черт, теперь я думаю о нем, над входами висели какие-то таблички, говорившие о том, что, находясь здесь, мы соглашаемся на съемку, но в таком волнении я почти не обратила на них внимания. Внезапно я особенно остро почувствовала половину тропического плода на лице. «Пожалуйста, пусть я не попаду на камеру», — думаю я. Я не выношу быть в центре внимания. Я чувствую себя не уютнее, чем гусеница под лупой в безоблачный день.
Все будет хорошо, правда? Вряд ли в кино попадают случайные люди. Все знают, что продюсеры выискивают в толпе эффектных девушек. Высоких блондинок или крошечных безупречных брюнеток, как Эви, а не неуклюжих рыжих, созданных для всех видов спорта, за которые не платят.
Я так беспокоилась о кокосовой провокации, что чуть не пропустила коллективное подпевание:
«Ты заставила меня тратить все время на поиски тебя в интернете, о дааааааааа».
Голос Ника без усилий берет все октавы, и, словно по приглашению, толпа устремляется вперед. Я чувствую, как ноги отрываются от пола, бедра поднимаются, и нет, нет, нет, нет, НЕТ!
— Отпустите меня! — кричу я. — Отпустите меня. Эвииииии!
Но никто не слышит мои панические крики из-за гремящих тарелок Диона, особенно Эви, которая погружается в свой собственный мир. Руки под плечами и под задницей несут меня вперед. Я размахиваю руками и дрыгаю ногами, но не могу высвободиться. Толпой меня уносит то вперед, то назад, но я неумолимо приближаюсь к сцене, напоминающей алтарь для ритуального обряда. «Ты только что утроила шанс попасть в фильм», — думаю я, когда отвратительное пальто из мохера съезжает набок, демонстрируя мой шрам от аппендицита. Я должна опустить ноги. Я толкаю свою задницу назад и начинаю подниматься, но чья-то ладонь сжимает мою руку, утаскивая меня прямо…
…на сцену.
Песня закончилась. Все, что я слышу, — пульс в ушах. Я смотрю на руку, держащую меня за предплечье. Прекрасно ухоженные ногти окрашены в фиолетовый цвет. В недоумении я поднимаю глаза и встречаю улыбку, которая украшает семнадцать музыкальных клипов и почти два миллиарда журнальных обложек, не говоря уже обо всех плакатах, которые висели над моей кроватью.
— Милый костюм, — говорит Райан Ричардс в микрофон. Волна смеха эхом разносится по стадиону. Я еще никогда не была так рада тому, что моего лица не видно. Я начинаю краснеть, румянец становится пылающим, а затем вспыхивает, словно сверхновая звезда. Меня, наверное, видно из космоса. «Проводите концертный тур? Сэкономьте деньги на освещении, публично унизьте Кэтрин Канчук на своем следующем концерте!»
— Эй! — резко говорит Райан. — Я серьезно. Отличный костюм, очень крутой.
Смех прекращается, как будто он нажал выключатель. Мгновение царит стыдливое молчание, а затем толпа начинает скандировать:
— «White Horses»! «White Horses»! «White Horses»! «White Horses»!
— Как тебя зовут? — Райан протягивает микрофон.
Я начинаю дрожать. На мгновение мне хочется солгать.
— К-К-Кэтрин, — бормочу я. — Кэти. Кэт.
— Тебе нравится «White Horses», Кэт?
Собрав всю волю в кулак, я превращаю дрожь в подобие кивка.
— М’ял’бим’я.
— Сыграем «White Horses», парни? — кричит Райан через плечо.
Дион, крутя барабанные палочки, закатывает глаза. Стеф демонстративно глядит по сторонам, куда угодно, только не на Райана, насвистывая и настраивая бас-гитару. Но они оба улыбаются. Человеку с нормальной выработкой гормонов биологически невозможно отказать Райану Ричардсу. Ник садится на усилитель и хватает акустическую гитару. Райан поет сам.
«Мне снилось прошлой ночью, как на белом коне, на белом коне я скачу к океану».
Он протягивает микрофон толпе, и та подхватывает, подпевая во все горло:
«Где гребни волн разбиваются о скалы, но от тебя ни весточки, ни звука».
Наверное, это малоизвестный трек, но, кажется, все присутствующие знают слова, и я смущена, и благодарна, и напугана, и, класс, теперь я плачу, и я точно попала в фильм о туре, не говоря уже о пяти тысячах видео на ютубе, и я не могу дышать через кокос, но я предпочла бы умереть, чем снять его и позволить им увидеть мое лицо, и, о боже, я люблю свой фандом.
А потом я просто позволила себе дрейфовать по океану их голосов:
«На белой лошади скачу по городу, где
