class="p">– Я надеялась, что ты сумеешь найти общий язык с другими девушками, не все же общаться, а потом и жаловаться на Хезер.
– Думаю, они просто не поняли мое чувство юмора, – слукавила Анна, бессмысленно рассматривая свое отражение в окне: ростом чуть выше среднего, совсем как ее мать, а вот Саша уже вымахал под метр семьдесят. Каштановые волосы, что под чутким руководством придворного парикмахера, приобрели чуть более светлый оттенок и блеск со структурой. Для самой себя Анна казалась обыкновенной, особенно со своим «L» и утягивающим бельем для выхода в свет. Ей бы больше заниматься спортом, но лень. А так она была обычной, не блистала неземной красотой, а по утрам, да еще в отвратительном настроении, методично выдавливала прыщи на своей мертвенно – белой коже. Но окружение, одурманенное прекрасной работой стилистов, не замечало ни ее нос чуть картошкой, ни маленького шрама у уха. Когда она чувствовала себя неотразимой – остальные чувствовали властность и тянулись к ней.
Но для нее самой все эти моменты казались сказкой и поэтому воображала, что она Белль, ждущая своего Чудовища, хоть иногда обращала все до наоборот.
– Мадемуазель, держите спину прямо. Да, так. О, не стоит делать такое измученное лицо, – всплеснул руками Франк, один из ее учителей, постоянно пытавшийся сделать из нее хотя бы отдаленное подобие настоящей леди. – А теперь легкая улыбка и «Уважаемые жители».
Они репетировали это в сотый раз – ее первое официальное одиночное выступление по телевидению в поддержку малоимущих семей. Все так просто и легко с виду, но постоянно что-то шло не так: то голос дрожал, то пропадала улыбка, то вылезал из небытия ужаснейший акцент из – за которого Альберт, стоявший за оператором, комично кривил лицо, закрывая руками уши.
– Вот так намного лучше, – хлопнул в ладони Франк, когда она закончила свою речь легким поклоном головы, что так умилял ее учителя. Анна посмотрела на Альберта, в ожидании одобрения и тот подошел к ней, положил руку на плечо и улыбнулся.
– Ты хорошо справляешься, – произнес князь Грепиль. – Я в свое время ругался как сапожник, когда записывали мое первое обращение.
– Это когда вы начали Первую мировую? – усмехнулась Анна, глядя на этого высокого чуть полноватого мужчину с широкими плечами.
– Нет, когда объявил, что горжусь своей невероятной шевелюрой, – засмеялся Альберт и потер свою залысину, образовавшуюся лет так двадцать назад.
Интересно, мама полюбила его за неунывающий характер или все – таки из – за расчета? С чего-то подумала девушка и резко покачала головой, дабы избавиться от этой ненужной мысли. Они любят друг друга и все, придерживайся официальной версии.
– Думаю, на сегодня мы закончим, – сказал Альберт, обращаясь к Франку, тот лишь слегка поклонился и продолжил обсуждать что-то со своим нервным ассистентом.
– Я знаю, что ты стараешься, – начал разговор Альберт, выводя ее из комнаты. – Просто ты слишком зажата и по тебе видно, что ты постоянно вспоминаешь правила и всю эту прочую чепуху.
– Эту чепуху именно ты забивал мне в голову, – парировала девушка, чуть ошибившись в произношении «чепуха».
– Че – пу – ха, – по слогам произнес Альберт.
– Чепуха, – вторила ему Анна, в который раз радуясь, что ей так легко дался французский и ей не нужно было учить, например китайский или арабский. Альберт, как носитель языка был неплохим учителем вне стен ее учебной комнаты. Да и как не выучить язык, когда все вокруг тебя разговаривают по – французски и не дают ей поблажек? Но теперь это ее страна и она просто обязана ее полюбить, иначе жизнь будет невыносимой.
Альберт, молча, погладил ее по голове, совершенно не понимая, что портит укладку ее волос, над которой так трудились стилисты. Он бы все отдал лишь бы вот так пройтись со своей биологической дочерью, воспитывая ее с детства, а не устраивая интенсивные курсы и каждый день просматривая мнения граждан об их новой княжне. Все было бы проще, если бы он женился на женщине из Грепиль, даже с кучей детей от разных отцов. Она была бы для всех «своя», а не «приезжая разведенка, падкая на деньги». Народу все равно, что он полюбил ее с самого первого взгляда, дышать не мог, боясь, что Мария не согласится провести с ним вечер или еще хуже, окажется счастлива замужем. Такая прекрасная, мудрая, яркая и спокойная, напоминавшая его мать Стефанию, пока ту не отобрала болезнь от реальности бытия. Его отец не смог пережить это, топя свое горя в алкоголе. Тем самым поставив своего восемнадцатилетнего, почти неподготовленного и окрыленного, сына на место главы самого богатого княжества Европы.
Мария. Альберт улыбнулся и посмотрел на падчерицу. Нет, дочь, что еще недавно бывшую ему никем: она совершенно не походила на мать – в ней не было женственной мягкости и магнетизма, зато был задор и жесткость. Был Александр с ангельской внешностью и явным интересом ко всему, кроме управления государством. Если бы он мог иметь детей, если бы они с Марией были бы немного моложе.
– Ты знаешь, я все экзамены сдала на «отлично», даже историю княжества, – похвасталась Анна, выдернув его из раздумий.
– Конечно знаю, – улыбнулся князь. – Сначала все докладывают мне.
– Ну, да, логично, – согласилась девушка, почувствовав себя немного глупо.
– Я думаю, в честь этого можно дать тебе выходной. Прогуляетесь с Сашей и Тэмми по Грепиль – Виллю.
– Было бы неплохо, – натужно улыбнулась Анна, будучи не особо счастливо прогулки с всезнайкой, всеми любимицей и вездесущей Тэмми, дочкой каких-то старых друзей Альберта, на год старше княжны. Но с другой стороны это вполне неплохо бы смотрелось для имиджа. Посоветоваться бы с Хезер, что ей одеть и куда бы сходить, дабы папарацци увидели какая она милая и замечательная вне официальных камер. Анна на секунду запнулась: надо же – она хочет спросить совета у прислуги, а не собственной матери или отчима. Почему? Потому что первая ничего путного не посоветует, а перед вторым банально стыдно из – за своей корыстности?
Она хотела быть как принцесса Ди – всеми любима и восхваляема, вот только понимала, что той сердечности, кротости и доброты Дианы у нее в помине нет. Но ведь и она в отличие от бывшей принцессы Уэльской не жаждет любви, а трона.
Глава 3
Огромную зеленную ель, воцарившуюся в главном зале, установили всего за день до католического Рождества, ведь все были немного смущены тем, что Мария с детьми в «прошлой жизни» были православными.
Но ели было все
