кости и сперма человека. То же самое — от животного. Лучше от свиньи. Самое трудное — найти нужного человека. Сначала надо сперму собрать, а потом подождать, чтобы человечек окочурился. Убивать нельзя, иначе все испортишь. Лучше всего для этих целей смертельно больные подходят. Так вот, берут все эти ингредиенты и закапывают в землю, а сверху хорошо удобряют конским навозом. Через сорок дней появляется зародыш. Так-то.
— Врешь, — спокойно сказал Тупэ. — Когда мы его нашли, не было ни земли, ни навоза. И вообще, неправильный он какой-то гомункул. Я слышал, что они крохотные, с локоть ростом. А этот вон верзила какой.
— На самом деле, способов создания гомункула существует великое множество, — с ученым видом заявил Фосфор, считавшийся самым начитанным. — Соломон мог использовать любой из них. Например, помощников делают из корня мандрагоры. Вырывают корень обязательно в пятницу, на рассвете, затем моют, а потом долго пропитывают молоком, медом и кровью. Через тридцать дней корень превратится в человека. А еще можно яйцо черной курицы использовать. В нем протыкают отверстие, часть белка заменяют человеческой спермой, заклеивают дырку пергаментом, а яйцо хоронят в дерьме или, по-научному, в экскрементах. Все это надо проделать в первый день мартовского лунного цикла. Гомункул появится на тридцатую ночь. Кстати, питается он семенами лаванды и земляными червями. А еще гомункулов в ретортах варят. Этот способ, кстати, самый удобный. Никакой мандрагоры не требуется, только сперма. Ее сорок дней греют, а потом из колбы человек выбирается. Однако его лошадиной кровью нужно кормить, чтобы не загнулся.
Все покосились на Кая, разглядывающего свои пальцы с таким выражением, словно ничего интереснее на свете не было.
— Не помню, чтобы Соломон возился с яйцами или навозом, — буркнул Тиль, который не любил долго молчать. — Да и пробыл он там недолго. От силы дня два сидел, а потом запечатал вход камнем, заявил, что придет через тридцать лет, и исчез. Ищи его теперь.
— У колдунов времени никогда не хватает, — вставил Фосфор. — Соломон — сильный маг, сильнее его разве что калюстианские колдуны будут, но они черной магией не занимаются. Думаю, он гомункула по ускоренному методу делал. Кай мог после срока выбраться из земли или из колбы той же и забраться на плиту, где мы его нашли. Здесь ничего сложного нет. Вопрос в другом. Почему камень, которым Соломон завалил вход, и который мы не могли сдвинуть даже лебедкой, вдруг треснул и развалился на куски? Толчков в шахте не было, и вода его не точила.
— От старости, — предложил Тупэ. — А еще я слышал, что уродцев прятать надо, иначе их магические силы исчезнут. Как думаете, наш Кай такой хилый от того, что мы колдовство испортили? Как бы нам не влетело от Соломона.
Гномы беспокойно зашевелились и принялись спорить, кто виноват в раннем пробуждении гомункула, но Кай их уже не слушал. Щеки горели, ногти впились в ладонь, носок сапога отбивал нервную дробь по ножке стула. Злость привычно выплеснулась из глубин сердца и разлилась кислотой по жилам. За те три месяца, что он жил у гномов, ее скопилось в нем слишком много. Хилым он себя не считал, уродливым тоже, и на лаванду с земляными червями его не тянуло. Если он и был гомункулом, то очень странным. Жизнь, подаренная колдуном Соломоном, казалась бесперспективной, так зачем было гадать о ее происхождении?
Блуждающий взгляд Кая остановился на гладкой металлической чаше с сахаром. С тусклого покатого бока посудины на него глядели искаженные в пропорциях, но узнаваемые глаза. Они были зелеными, как пластмассовая ручка ножа Кобальта. В его дорожденных снах зелеными были листья на деревьях, поля и луговины, а еще — море. Неожиданно он понял: желать появления Соломона можно было по одной простой, но важной причине.
Ему необходимо было увидеть прекрасную землю Риппетры.
«Пещеры легко впускают, но с трудом выпускают», — сказал Тиль, в первый раз инструктируя Кая по правилам безопасности. Тогда Кай его не понял, но по мере того как пещеры и уголь заполняли разум и превращали тело в горную породу, до него начинал доходить смысл и тех слов, и своего существования. Пещеры его не отпустят, Соломон не придет, а сам он рано или поздно превратится в гнома.
Слушая шаги Кобальта и Тупэ, раздающиеся впереди гулким эхом, Кай изо всех сил старался не отстать, однако тяжелая сумка неизменно тянула вниз, замедляя скорость. Гномы взяли с собой все инструменты, какие нашли, на случай, если буровое долото слишком глубоко застряло в породе, и его придется вытаскивать вручную. Ко всему, у него оторвалась подошва сапога, когда он в темноте едва не провалился в яму-водосборник. Кай успел отпрыгнуть, но торчащий из стены прут воткнулся в носок сапога и аккуратно отделил подметку, чудом не задев ногу. А кто-то еще говорил, что гномы хорошие сапожники. «Фуфло», — подумал Кай, приматывая подошву оторванным рукавом, так как веревки поблизости не оказалось. Догонять Тупэ и Кобальта пришлось бегом, рискуя в кромешной тьме сломать шею.
Пещеры, где жили гномы, и, собственно, шахта с забоями, соединялись широким тоннелем с деревянными крепями, сохранившимися со времен, когда уголь добывали топорами и кирками. Тиль хвастал, что пропитанная каменным маслом древесина северного дуба прочнее металла, и в замене крепей нет необходимости. Ведь за весь период работы шахты на этом участке ни разу не случалось завалов. У суеверного Тупэ было другое мнение. Гном считал, что в тоннеле живут духи-стуканцы, и, если их потревожить, они начнут вредить забою. Поэтому крепи и не меняли.
Правду Кай узнал позднее — от всезнающего Фосфора. Оказалось, что породы, лежащие над тоннелем, были пронизаны водными жилами, и работы по замене крепей могли вызвать прорыв воды. В свое время тоннель освещался мощными прожекторами, а также был оборудован кондиционерами и системой водоотлива. Теперь и свет, и чистый воздух остались в прошлом. Ямы-водосборники, сохранившиеся с древних времен, были загорожены плитами, но после поломки генератора, Тиль приказал их открыть, поэтому приходилось внимательно смотреть под ноги.
Кобальт нес догорающую лампу ракушечника, и ее сухое потрескивание отдавалось недобрым шепотом от холодных известняковых стен, сочащихся влагой. Пятно тусклого света плыло далеко впереди Кая, и он старался напрягать все чувства, чтобы не свалиться в очередной водосборник. А еще в голову лезли разные мысли о стуканцах и прочей нечисти, которая, по словам суеверных гномов, населяла пещеры. Разум и логика уступили место слуху, инстинкту и интуиции. Пару раз Кай едва не свернул в боковые ветви, но вовремя замечал свет
