Книга Тайга мятежников любит - Евгений Сухов

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65

Двадцатый год – Колчак отправляет казачьи корпуса Анненкова и Дутова в Туркестан. Англичане бесперебойно, а главное, бесплатно снабжают Сибирскую армию оружием, снаряжением, боеприпасами. «Серый адмирал» не собирается растрачивать золотой запас империи. Войска Врангеля, эвакуированные из Крыма, через Закавказье присоединяются к Сибирской армии, где остро не хватает офицеров…

Рейд Дутова на Астрахань проваливается, но «омский бастион» стоит. Весной 21-го сибиряки переходят в наступление. Усилиями Гувера и Клемансо представители красной Москвы и белого Омска усаживаются за стол переговоров. Чичерин болтает о «новой экономической политике», намекает на скорые «демократические выборы» в Совдепии. Пепеляев тоже что-то врет о «стремлении к миру». Заключается перемирие на пять лет, которое никто не собирался соблюдать. Большевики прибирают Закавказье, давят крестьянские восстания. Колчак вытесняет японцев с севера Сахалина, Камчатки, Приморья, а кадровые части ликвидируют мятеж Семенова в Забайкалье – вместе с самим атаманом и немалой частью его вольницы…

– Ну что ж, – сказал профессор, внимательно выслушав звонок на перемену. – Будем считать, что лекцию прослушали. Внимание, господа, внимание, – он поднял руку, когда студенты засуетились, заворошили своими конспектами и котомками. – Кто сказал, что я вас отпускаю? Должен огорчить – следующая неделя не оскудеет духовным развитием. К четвергу 12 июня – то есть ровно перед первым экзаменом – а он у вас история – жду от каждого по новелле. Тема – «Как я участвовал в Гражданской войне». Излишне говорить, что все, не сдавшие курсовую, к экзамену допущены не будут.

Студенты цепенели, оценивая масштаб бедствия. Профессор издевательски улыбался.

– Прошу не возмущаться, господа, работа предусмотрена учебным планом. Пишите и мудрейте. Источники работы – мемуары тех, кто действительно участвовал в Гражданской войне на любой стороне: солдата, офицера, мирного жителя, главковерха, если наглости хватит. Выбор за вами. Место действия – на ваше усмотрение. Объем – не менее двадцати машинописных страниц. Годы – с восемнадцатого по двадцать третий. Разбейтесь на группы по пять человек, и пусть каждая выберет любезный ей год. Роль – у каждого своя. Предупреждаю – переписчикам беллетристики, кино– и телепродукции и просто сочинителям – пощады не будет. Ссылка на источники обязательна.

– Сюрпрайз… – пробормотал за спиной Генка.

– Будет чем развлечься, – убитым голосом сказала Чеснокова.

– А так хотелось на пляж… – прошептала Алла, прижимаясь к Максиму коленкой.

Он видел, как Семигин, сидящий за первым столом, завертел головой, погрузил лапы в нечесаную шевелюру и вдруг провалился в задумчивость.

– Позвольте, профессор… – подняла руку растерянная Севастьянова.

– На что жалуетесь? – встрепенулся Загорский.

«На вас», – прошелестело по аудитории. Возмутительнее некуда. До экзаменов две недели – нужно с головой зарываться в материал по всем пяти предметам, а не заниматься ерундой, которая отнимет не меньше недели.

– Леонид Осипович, а может… – потерянно начала Севастьянова.

– Может, – улыбнулся профессор, – но тогда забудьте о высшем образовании. Передавайте привет папе, Севастьянова, – надеюсь, вы не собираетесь поднимать в ружье попечительский совет? Итак, ближе к делу, господа студенты. Кто возьмет восемнадцатый год?

Семигин что-то прочертил глазами, и Максим поймал искру.

– Давайте, – начал он выбираться из-за стола.

– Ну что ж, – согласился профессор. – Вам, Казаченко, как отставному военному и карты в руки. Кто пойдет с Казаченко?

За спиной мгновенно выстроилась очередь. Генка с Чесноковой, как положено, дышали в затылок, раньше прочих сообразив, что держаться надо тех, кто хорошо учится и разбирается в военном деле. За парочкой пристроился Семигин, оттолкнув освобожденную от физкультуры Севастьянову. Пока та пыхтела и поправляла прическу, а с другого конца класса неслись Бергман с Худасевичем, заключительное пятое место заняла Алла Микош – показала язык картежникам и на всякий случай взяла за хлястик Семигина. «Соавторы, – тоскливо подумал Максим. – Интеллектуальные паразиты. Расцветят личными переживаниями его работу и побегут за положительной отметкой».

– Отлично, – под общий хохот возвестил Загорский. – Не сказать, что цвет нации, но бывает и хуже. Добро пожаловать в боевую командировку, храбрые хронотуристы. Надеюсь, вы не будете по мне скучать… А теперь выставляется девятнадцатый год!

…Опередив толпу на остановке, он втиснулся в рейсовый «Томич», сунул водителю сибирский рубль, обеспеченный золотым запасом и экономикой страны, дождался сдачи, облюбовал заднее сиденье, закрыл глаза. Потекли размышления о превратностях учебного процесса и о том, чем он будет кормить (и поить) товарищей по несчастью. Все четверо заявили, что придут на закате – обсудить создавшееся положение и наметить тропки к спасению. Генка с Чесноковой проживали в общежитии, сами они не местные (один из Енисейской губернии, другая – с Петропавловской), всегда не прочь на халяву поесть и развлечься. Семигин что-то имел в виду – подмигивал аж двумя глазами – заявил, что придет непременно, как только разберется с работой и сбросит с хвоста прилипчивого редактора. Алла Микош тоже была из городских, проживала на Комендантской в однокомнатной квартире, отвоеванной у бывшего супруга, несколько раз призывала Максима в гости, но он так и не собрался, считая, что в общении с Аллой следует проявлять осторожность.

О военном прошлом он старался не вспоминать. Никому в семье военная стезя не принесла удовольствия. Спасибо бабушке-буддистке. Только в шестидесятых сняли запрет на производство в офицерские чины «лиц нехристианского вероисповедания». Но бумаги Андрея Леонтьевича, подтверждающие внушительный послужной список (за рубежом), еще долго путешествовали по инстанциям. «Русский – и буддист? – возмущались чиновники в погонах. – Был бы хоть калмык… И куда ему в офицеры, если вера убивать запрещает?» Андрей Леонтьевич устал объяснять, что чэнь-буддизм никому и ничего не запрещает. Ссылки на христианскую заповедь (не убий) приводили к обидам и истошным воплям: «Вон его! С лестницы! И наподдать хорошенько!» – отчего страдали мебель и нижние чины, но никоим образом не страдал Максимов папа…

В семьдесят шестом, когда в китайские головы ударила имперская моча, а Максиму исполнилось три года, генерал Марков (внучатый племянник того самого, деникинского) стукнул кулаком по столу: «Да пусть хоть черту молится! Мне офицеры нужны, а не попы!» – и Андрей Леонтьевич Казаченко, отставной капитан французского Иностранного легиона, майор четников, полковник колумбийской армии, был принят поручиком в Омский полк. После Турфана получил роту, у Синина – батальон. Войну закончил полковником – без руки, с гулом в голове и психованной женой.

Сынок, не верящий ни во что, тоже выбрал военную стезю, возглавлял десантный взвод, во время Кокандского инцидента был переведен в разведку, отказался возглавить 9-й отдел – самый темный уголок в секретном департаменте – и через год с треском был отправлен в отставку. В тридцать понял, что в жизни надо сделать что-то странное, – поступил в университет. Отец скончался шесть лет назад, мать – годом ранее, не дожив до пятидесятилетия. Осталась хорошая квартира в центре Новониколаевска, где Максим проживал один и часто недоумевал, зачем ему такие хоромы. Полгода прослужил охранником в Окружном банке, совмещая работу с учебой, подрабатывал грузчиком, летом 2005-го два месяца провел в тайге на Енисее – собирал кедровые орехи; гонял машины из Японии в нищую Россию; март-апрель занимался «телохранением» одной богатой купчихи, страдающей манией преследования, после чего на счету образовалась неплохая сумма и пропало желание искать работу в этом суматошном городе… А вообще-то столица обширнейшего на планете государства ему нравилась. Большой зеленый город. Изгадить природу не успели. Никаких «рукотворных морей», уничтожающих природу и человеческие поселения. Пусть в России тонут, а в Сибири – канадский вариант – несколько ГЭС и ни одного водохранилища, заметного на карте. Возводят каскады – по несколько станций. Ни болот, ни разливов. Течет река, по берегам – леса, поля, деревни… А там, где Гарин-Михайловский построил мост, – нормальный современный город. Столица без губернии, с маленьким столичным округом (еще Колчак в свое время заявил, что не желает лишний раз спотыкаться о губернских столоначальников). Живут все подряд – русские, хохлы, китайцы, барабинские татары, казахи, белорусы, узбеки, киргизы… Теплицы держат украинцы и корейцы, сапожные мастерские – армяне, прачечные – китайцы, рестораны – кто угодно, в полиции служат славяне и корейцы, в конторах – немцы, поляки, евреи. Японцы предпочитают руководить, но не у всех получается. Выходцев из села – подавляющее большинство, их легко отличить: «баре», если что, зовут полицию, а недавние крестьяне предпочитают справляться сами – не любят доносить, а приучать в XX веке было некому…

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65