за сёстры?
— Одна иная, она из перевёртышей. А вторая её названная сестра из местных.
— Волчицы — мигом догадался я.
— Да, они самые. Местные шерстяные знают, что ты убивал подобных им тварей и так просто такое на тормозах не спустят.
— И много их тут этих шерстяных? — поинтересовался я и подозрительно оглядевшись, тут же пожалел, что оставил пистолеты в чемодане.
— Не особо. Две волчицы, и дюжина кобелей. Большинство молодые, но есть парочка, матёрых, которые могут трансформироваться в волколаков не только в полнолуние и под действием специального настоя, но и когда захотят.
— Ещё что-то подобное я должен узнать? — с нажимом спросил я.
— Только то что большинство иных и сведущих людей вообще были против твоего приезда. Всем хочется жить спокойно и без потрясений.
— Ну а раз хочется, чтобы я не отсвечивал, то не лучший ли выход был бы остаться мне там, где вас меньше всего? — разумно предложил я.
— Оно конечно так, но есть одно, но. Ты можешь случайно разбудить зло что притаилось в этих местах и тогда расхлебывать последствия придется всем нам. А силёнки наши далеко не велики.
— Передай своим что будить я никого не собираюсь. Поживу немного, осмотрюсь. Сделаю то что хотел и уеду куда-нибудь ещё дальше в глушь — пообещал я.
— Ну в самую далёкую глушь, ты считай уже приехал — сказал иной и внезапно улыбнулся. — А в остальном смотри сам. Мое дело предупредить.
Понимая, что Валет мне больше ничего важного не расскажет, а просто так лясы точить пока не время, я кивнул иному и спрятав финку, вышел из-за угла привокзального туалета, тем самым дав понять, что аудиенция закончена.
А уже через минуту я стоял перед тётушкой и оправдывался за свою затянувшуюся отлучку.
— И всё-таки не стоило мне сало с молоком мешать — соврал я.
— Да нет милок, это не от этого. Просто тебя в вагоне малость растрясло — выдала свой диагноз Авдотья Никитична и помогла мне перекинуть через спину лямку, связывающую два огромных узла с чем-то лёгким внутри.
Затем я подобрал свои чемоданы, и мы побрели по широкой дорожке, идущей вдоль путей. И в тот момент, когда мы проходили мимо отправляющихся в обратную сторону пассажиров, ожидавших, когда снова откроют двери вагонов электрички, я заметил Валета, вышедшего из здания вокзала с картонным, железнодорожным билетиком в руке.
Значит соглядатай уезжает восвояси, понял я и мой затылок почувствовал ответный взгляд иного. Вот и хорошо, может хоть тут меня все наконец оставят в покое. Именно из-за этого я не стал предлагать Авдотье Никитичне посетить местного участкового, которому хотел показать выданный майором Нечаевым мандат и обстоятельно побеседовать. Вместо этого я только посмотрел на видневшийся невдалеке посёлок и направился туда куда указывала моя спутница.
Сама тетушка всю дорогу болтала без умолку и рассказывала о колхозе, лесхозе, деревенской жизни и местных нравах. А заодно она с удовольствием раскланивалась и здоровались со всеми местными, попадающими у нас на пути.
Таким образом мы прошли вдоль путей три километра, а после того как перешли не имеющий шлагбаумов переезд, свернули в сторону от очередного штабеля брёвен, направившись к языку густого, и какого-то уж очень мрачновато выглядевшего леса.
— А я думал деревня Артельная, где-то рядом с Немецким тупиком — сказал я и кивнул в сторону столбика, на табличке которого виднелась цифра «10», ясно указывающая что до тупика по рельсам топать десять километров.
— Так моя деревня не то что рядом, а она прямо за немецким тупиком и стоит. Но только зачем нам по шпалам большой круг делать, лучше уж через старое болото срезать. Так, почитай, что на три километра ближе идти будет.
— А почему они железку по прямой не протянули? — спросил я.
— Ген, да кто же будет через болотину, железную дорогу строить? Вот и тут не стали и после революции, просто сделали большой крюк.
— Ясно — сказал я, но уже через пять минут снова пожалел, что не сподобился достать из чемодана что-то получше трофейной финки.
С грунтовой дорогой идущей от переезда, мы разминулись почти сразу и дальнейший путь продолжился по некогда широкой, а теперь заросшей высокой травой тропе. Ко всему прочему тропа практически сразу нырнула в подобие корявого леса и начала вилять, словно пьяная, между необычно раскидистыми, и будто пригибающимися к земле деревьями. А затем она и вовсе повела нас между зарослей камыша, за которым я увидел необычное болото, почему-то заполненное чёрным мазутом.
— А это что такое? — спросил я приумолкшую Авдотью Никитичну.
— Я же уже рассказывала. Это болото старое. В стародавние времена, тут много ключей из земли било и из-за этого лес постоянно заболачивался и образовались десятки небольших озёр. А после того как железку построили, большинство ключей пересохло.
— А откуда тут столько мазута?
— Так его Советская власть завозила сюда специально. После того как лагерь для военнопленных поставили, много мелких озёр очистили и долго использовали их для хранения мазута, нужного на местной электростанции. Ещё тут всякая другая химия в бочках хранилась, которая в обогатительном цехе применялась. А после того как зону закрыли, электростанция сгорела. Отсюда почти все вывезли, а мазут видишь ли на болотине так и остался. Там под ним теперь ключи бьют, и вода стоит. И только ближе к Артельной несколько больших мазутных топей имеется.
— А ка же местная живность, небось попадает сюда постоянно?
— Раньше попадала. Утки и гуси на мазут стаями садились, всякое другое зверьё в трясине вязло, но лесные обитатели не дураки и со временем освоились и теперь в самые гиблые места не лезут. А вот пока деревня жила, люди так с пьяну не раз в трясинах вязли и пропадали, да и домашняя скотина часто тонула, но то дела минувшие.
Слушая рассказ Авдотьи Никитичны, я внезапно почувствовал опасность, исходящую не просто от кого-то следившего за нами, а как мне показалось от самого этого места. Черная поверхность трясин, необычно выглядевший на этом фоне камыш, обрамляющий топи и кроны корявых деревьев над головами, вызывали странное предчувствие. К тому же как мне показалось, даже светящее над головой солнце, немного притухло, отдавая должное темной испарине, которую я начал замечать истинным зрением.
Что-то с этим болотом было не так и моя догадка быстро подтвердилась. Когда по моим прикидкам мы преодолели расстояние в три-четыре километра, Авдотья Никитична внезапно остановилась и уставилась на покосившийся сарай, будто собранный из железнодорожных шпал.
Заметив её замешательство, я снял с плеча лямку и опустив чемоданы с узлами на тропинку, снова взялся за рукоять финки.
— Авдотья Никитична, а ты чего встала? — спросил я тетушку.
— Ой не знаю Гена, может у меня мозги на старости лет совсем отсохли, но только мне кажется, что этот сарай, мой муж покойничек, ещё при жизни разобрал — сказала она и в этот момент я явственно услышал характерный механический щелчок, возводимого затвора, заставивший грубо схватить тётушку и заставить её залечь на обочине тропы.
Глава 3
Аномалия «Трясина»
Старое болото.
— Авдотья, а кто это там с тобой? — скрипучий бас, выдал вопрос и тот эхом пронесся над камышами.
— Так это же Щукарь! — воскликнула тётушка, затем ошалело посмотрела на меня и хотела встать, но я ее придержал за подол ситцевого платья.
— У него ружьё — предупредил я
— Щукарь, это ты тут озорничаешь⁈ — возмутилась Авдотья Никитична.
— Ну я — ответили из сарая.
В этот момент я подтащил к себе тот чемодан что поменьше и раскрыв один из замков, сунул пальцы под ворох сложенной одежды. А уже через секунду у меня в руке появился заряженный «Наган», увидев который тётушка охнула и округлила глаза.
— Щукарь, а зачем тебе ружьё? — громко выкрикнул она.
— Так для охоты — ответил дед Севы.
— Дед, да какая тут охота в черной трясине? Тут же зверья отродясь не водилось.
— А я охочусь не на простого зверя.
— А на кого? На меня что-ли⁈ — возмущённо воскликнула тетушка.
— Авдотья, да на кой ты мне сдалась, баба малахольная — отбрехался дед и я услышал, как он фыркнул. — Ты лучше скажи мне красавица, кто это там с тобой в камышах залёг.
— Это Гена, командировочный. По делам служебным каким-то в наш край мира приехал. Я ему дом своей сдала, а он за это мои узлы со станции вызвался помочь дотащить — тетушка без утайки выдала весь расклад и указав мне на наган, недовольно покачала головой.
— А у этого твоего Гены
