родные лица, ставшие теперь такими далекими, беззаботно удить рыбу в пруду, щурясь от бликов солнца, отражающихся с зеркальной поверхности воды, а вечером с друзьями, выпив вина, тусоваться по парку
и радоваться этому невероятно приятному чувству свободы, осознавая, что все закончилось, все осталось в прошлом…
И у Сергея был свой островок счастья, за который он це-плялся все эти полтора года, который, как спасательный круг, вытаскивал его из всяких передряг. Ради него он терпел невзго-ды, боль, обиды. И только в нем в тени белых больших вишен, вдыхая их сладкий аромат, там, где вдали слышался голос его мамы: «Сережа… Пора домой!» — он находил покой своей душе.
Конечно, Сергей не знал, кто был родоначальником этого, по сути, беспредела в 12-м Гвардейском, но дети, вообще-то, очень склонны к жестокости, по крайней мере, большая их часть, и не знают жалости. И если это зло вынуть из недр душ
и развить их, то результаты превзойдут все ожидания. После полугода сплошных побоев бывшие чижи, получив зеленый свет, потом с упоением отрываются на таких же молодых солдатах, мстя им за месяцы боли и унижения, и, как правило, превосходят своих «учителей». Это как раскручивающаяся спираль, у которой каждый новый виток больше прежнего. Так
и в 12-м Гвардейском — каждый новый призыв более жесток, чем предыдущий.
«Отлетав» полгода, молодые солдаты становились черпака-ми и скидывали свое ярмо на чижей. Теперь те уже выполняли всю грязную работу. Но не все переходили в годки, многие застревали в разряде «вечных летчиков», кого-то чморили по каким-либо причинам, а некоторые сами опускались, и этот кошмар продолжался у них все полтора года. В отличие от животного мира, в мире людей все же определяющую роль играет не физическая сила, а сила духа. Именно слабые духом мальчишки оказывались между жерновов человеческой жесто-кости и цинизма, возведенных в степень войной, превративших
15
их к концу службы в некое подобие человека, более похожее на затравленного, забитого зверька, боящегося собственной тени.
Почему офицеры, видя все это и все прекрасно понимая, за-крывали на это глаза? Можно лишь предполагать. Но тут так же, как и с молодыми солдатами, есть частности. Да и не все командиры так поступали, а те, кто надевал «шоры», не всегда типа не замечали происходящего.
Очень часто офицеры, а также прапорщики не могли спра-виться с дедами, дембелями, черпаками1, теми, кто хватанул войны. И какой-то летеха, который только что прилетел из Союза, был для них, в конечном счете, никто и звать его никак. Вообще, в 12-м Гвардейском считалось в западло отдавать честь командирам, звание которых ниже майора. Лишь действи-тельно дерзкие офицеры могли держать роту или взвод в узде.
И
их было немного. Поэтому командиры предпочитали иметь панибратские отношения со старослужащими, зная, что те их приказы, облаченные в просьбы, выполнят, построив чижей. Вот так и работала эта военная машина, в основе которой была дедовщина. И новобранцы стояли в карауле возле знамени пол-ка или склада с боеприпасами, ходили в дежурство по роте или столовой, ремонтировали боевую технику, оружие, офицерские модули и палатки, копали окопы и щели под боевые машины, строили всевозможные укрепления и командные пункты на боевых, разгружали или загружали все подряд, начиная от боеприпасов и заканчивая грузом 200, и так далее и тому по-добное. И только свист пуль и разрыв мин или эрэсов
2
, как по мановению волшебной палочки, в сотую долю секунды урав-нивал всех: офицеров, прапорщиков, дембелей, дедов, черпаков и чижей, делая их всех пушечным мясом…
1
Черпак
–
солдат,
отслуживший год.
2
Эрэс
–
неуправляемый реактивный снаряд.
16
Глава II
Не всегда молодые бойцы превращались в покорных, без-ропотных рабов, готовых выполнить любой приказ старо-служащих. Некоторые, кто подуховитей, восставали против произвола дедушек, часто платя за это своим здоровьем, а иногда и свободой.
— Савелий, я же тебе сказал, чтоб в картошке было много ту-шенки. Ты что, Савелий, плохо вкуриваешь с первого раза? Как
я буду это жрать? Я вижу, ты, дядя, совсем не хочешь уважать старших. Придется принять меры, — так негодовал, смотря в свой котелок, младший сержант Николай Зарубин из саперной роты, чья палатка была напротив палатки РМО.
«Савелий» был вовсе никакой не «Савелий». Звали его на самом деле Сергей. Просто фамилия у него была Савельев. Но никто уже не помнил его имени, и только после ЧП многие впервые услышали его настоящее имя.
Сергей Савельев отслужил уже год и должен был стать чер-паком, но «святая троица», которая держала верх в саперной роте, решила зачморить его, оставив в «вечных летчиках». В принципе, то же самое в то время происходило и на зонах в СССР с той только разницей, что вместо слова «зачморить» там употребляли «опустить», а вместо слова «опущенный» в 12-м Гвардейском говорили «чмошник» или «летчик».
За прошедшие полгода с Сергеем было много хлопот: посто-янно вставал в позицию и не хотел стирать хэбэ дедам, носить пайку, отдавать свое денежное довольствие, стоять под грибком вместо дембелей — ну, в общем, дерзил, за что был многократно и сильно бит. И в один прекрасный день, когда Зарубин, буду-чи дежурным по роте, приказал ему идти под грибок вместо одного из дедушек, неожиданно Сергей согласился и, надев «дежурный автомат»1 и броник, пошел на пост. За месяц до
1
Дежурный автомат
–
в подразделениях,
как правило,
было
«ничье»
оружие. И так как за него никто не отвечал, то за ним не нужно было ухаживать, и оно становилось своеобразным переходным вымпелом, пере-даваемым от одного дежурного другому. Но «ничьим» оно было условно. Это было оружие погибших солдат. Так, в 3-м ПТВ у «дежурного автомата» не было откидывающегося приклада и цевье было разрублено — след от осколка мины.
17
перехода в черпаки Савельев сделал роковую ошибку и, не вы-держав бесконечных побоев, дал слабину.
Зарубин не ожидал такого ответа и даже поначалу опешил. Он было приготовился, как обычно, заехать Савелию с ноги либо в живот, либо
