после скитался по материку, пожив почти в каждой из стран, некоторые из которых уже не существуют.
Но одно дело быть заезжим соронцем, другое – соронцем с гербом. Весть о том, что в городок пожаловал денежный мешок, разлетится быстро. Оставив Фиара тратить деньги по своему усмотрению, Дэймос покинул клуб. На улице к этому моменту стемнело. Поднялся ветер, что ледяными пальцами стремился залезть под пиджак. Передёрнув плечами, Дэймос пересек улицу и направился прочь от побережья.
Возвращаться в Бугенвиль совершенно не хотелось. Он предпочёл бы не видеть Майру ещё лет двадцать, а о её дочери не слышать никогда. Смотреть на разваливающийся дом также не было желания.
Мрачные мысли прервал знакомый смех. Девушки, с которыми он успел познакомиться в поезде, заметили его первыми и поспешили поздороваться. Домой на ночь Дэймос не вернулся.
Глава 3
Первый раз он заметил её – или ему показалось, что заметил, – ранним утром, возвращаясь в Бугенвиль. Город ещё спал, редкие прохожие неспешно шествовали по обласканным утренним солнцем улочкам, над пекарнями поднимался дым разжигаемых печей. Ночью море выбросило на берег мусор и водоросли, среди которых блестели ракушки. Лениво бродя взглядом по побережью, Дэймос заметил вдали красное пятно. На волнорезе стояла женщина в красном плаще, прикрываясь от солнца и чужих взглядов чёрным зонтом.
Замедлив шаг, он недоверчиво посмотрел на фигуру. Маловероятно, что это окажется та самая женщина, встреченная им весной в Кондоме. Незнакомка успела упорхнуть прежде, чем Дэймос разгадал хотя бы часть тайн, связанных с ней. После бала в ночь летнего солнцестояния она исчезла, и ни кондомовская разведка, ни ищейки Заклеймённых даже следа обнаружить не сумели.
Фигура на волнорезе развернулась и направилась к берегу. Решив попытать счастье, Дэймос поспешил навстречу. Даже если это не Леди в красном, прохладный морской бриз немного облегчит похмелье. Фигура на мгновение скрылась за лачугами рыбаков. Дэймосу потребовалась всего пара мгновений, чтобы добраться до этого места и обнаружить лишь парочку стариков, что готовили лодку к выходу в море.
– Тут сейчас проходила женщина в красном, куда она пошла? – спросил он.
Старик-фрид поднял глаза и резко отвернулся. Буркнул что-то неразборчивое и сделал вид, что никого не видит, не реагируя более на расспросы. В правом ухе болталось несколько колец, а левое обрезано так, что даже краешка не видно из-под серых волос. Но прежде, чем успел разозлиться из-за пренебрежительного обращения, Дэймос заметил следы на шее и запястьях. Короткая шерсть стёрта, кожа превратилась в один большой рубец, до сих пор чуть розовый.
Извинившись, Дэймос поспешил дальше. Среди домов из песчаника и белого от соли булыжника мостовых алое платье невероятным образом растворилось. Несколько сбитый с толку, он списал всё это на усталость и нервы.
Дэймос продолжал просиживать штаны в клубе, легко спуская деньги и собирая сплетни. Так он узнал, что Майра совсем не прочь посидеть за карточным столом. Особенно в летний сезон, когда загородные виллы оживают с приездом аристократов из столицы. Живут они тут на широкую ногу, устраивают балы, из прихоти скупая содержимое целых лавок. Любят они и в карты поиграть.
Алкоголь и роскошь делают гостей беззаботными – пытаясь угодить столичным гостям и не ударить в грязь лицом, они ставят всё больше и больше. Пытаясь отыграться они выкладывали на стол фамильные драгоценности и расписки на недвижимое имущество. Перед отъездом столичные гости не забывают выставить счёт. Поговаривают, что, собираясь после в столице, они хвастаются друг перед другом тем, как ловко удалось провести провинциальных друзей и сколько они заработали за сезон.
Оставалось вызнать, кому именно Майра проиграла землю и дом, а пока стоит заняться насущными вопросами. Дождавшись, когда общество разбредётся по домам и улицы опустеют, Дэймос, закутавшись в плащ, покинул клуб.
Ориентироваться в разросшемся городке непросто. Поднявшийся ветер нагнал туч, скрыв луны и звёзды. Удаляясь от каменных, законсервированных на зиму гостевых домов, Дэймос, нервно оглядываясь, пытался различить в темноте постороннего. Ощущение чужого взгляда преследовало его с момента выхода из клуба и не отпускало. Привыкший доверять своему чутью, он отложил поход к Кенту на следующий день.
Кент прославился тонкой работой по камню, изготавливая набалдашники для тростей, ручки вееров и прочие мелочи, способные одним своим наличием продемонстрировать высокий статус и доход владельца. Его работы пользовались успехом далеко за пределами Империи, потому вместе с резными фигурками он нередко отправлял заграницу письма.
За двадцать лет городок разросся, и деревянная лавка затерялась среди каменных строений, оказалась снесена и перенесена в другое место. Кента тяготила толпа и внимание посторонних. Потому он переехал в тихий район на окраине, что неожиданно превратился в трущобы, когда богатая графиня, покровительствовавшая городу, умерла, а наследники не пожелали продолжать её начинания.
Лавка, занимая Кентом, представляла собой старое двухэтажное строение, каких в маленьком прибрежном городке множество. Покосившийся деревянный дом, зажатый между другими такими же кособокими стариками, что не заваливаются только благодаря ветру, дующему в противоположную наклону сторону. В покрытых пылью окнах темно.
На стук долгое время никто не отзывался. Минут через десять мелькнула тень за занавеской, но дверь не открыли. Пришлось обойти дом и постучаться в дверь кухни. Та едва держалась на одной петле, и открыть её мог любой желающий. Верхнюю петлю и язычок замка когда-то вырвали с мясом незваные гости.
Перехватив трость, Дэймос медленно вошёл. Глаза вмиг приспособились в темноте. Смотреть особо было не на что. Полки, что не оказались сорваны или сожжены, завалены грязной посудой и поросли паутиной. На полу битые крынки и бутылки. По углам суетятся крысы, что притихли при его появлении, но быстро осмелели.
На первом этаже располагалась лавка, тёмная, с низким потолком и не слишком-то приветливая. Задняя комната – крохотная кухня, она же столовая, она же мастерская, продуваемая всеми ветрами каменная комнатушка. На втором этаже две спальни. Было время, когда Дэймосу доводилось прятаться в одной из них, отлёживаясь с простреленным боком. Холодные и неуютные, комнатки заставляют забыть, что находишься на южном побережье Империи, а не заперт в камере где-нибудь на Северной гряде.
В лавку и вовсе не протий из-за завалов мебели. Присмотревшись, Дэймос отметил, что кто-то принялся эти завалы разбирать. Вернувшись на кухню, провёл рукой по печи. Ещё теплая.
Лестница предательски заскрипела.
– Кент? Это я, Дэймос Арус, – крикнул он, помня о параноидальных наклонностях старика и не желая получить заряд дроби из-за двери.
– Кент тут не живёт! – раздался неожиданный ответ.
– Куда же он делся?
Поднявшись на
