Она улыбалась так искренне, как никогда мне никто не улыбался.
– Ты тоже очень милая и красивая.
Мы улыбались друг другу и мне было невообразимо хорошо с ней. Так легко и уютно, что казалось, будто мы с ней самые родственные на свете души. Мысли о том, что Настя сейчас возвращалась после своей "работы", где она возможно своими улыбчивыми губами ласкала чей-то скрюченный прибор, меня совершенно не волновали. Она выглядела как маленькая девочка, которой было очень одиноко, и она только что нашла друга. Полная ласки девочка, чьи глазки ещё не потеряли детскую искренность от таких взрослых человеческих гадостей, как жадность, притворство и злой эгоизм.
Тут у Насти резко зазвонил телефон.
– Так-с, подожди-ка, – сказала она и отошла от лавочки на метров десять ближе к дому. Говорила она тихо и без былой радости в голосе. Слов я особо разобрать не мог, но из обрывков фраз было ясно, что звонят по "работе".
Потом она вернулась, но уже с наклеенной на лицо улыбкой.
– Мне нужно к родителям, они попросили меня продуктов купить, – говорила Настя, обнимая меня. Она была ненамного ниже, и её голова как бы лежала на моем плече.
– Прости, что так резко покидаю, но вот так вот, – говорила она, поднимая плечи, – Да и тебе вон на свидание надо.
– Это да, – сказал я, пытаясь приклеить себе такую же улыбку, как у неё.
– Ну ладно, – глядя куда-то в строну, произнесла она, – Может когда-нибудь ещё свидимся.
– Может и свидимся.
Мы в последний раз обменялись нашими наклеенными улыбками, и она ушла.
Я не злюсь на неё за то, что она соврала насчёт звонка, ведь я сам соврал, что иду на свидание, но мне кажется, она это без проблем поняла, ведь кто, как не проститутки, разбираются в мужских действиях и словах. В любом случае, она ушла и вряд ли я её больше увижу.
Да, вряд ли я еще увижу…
Вам, наверное, интересно, что со мной было дальше. Ну я вам расскажу. Как оказалось на следующее утро, вечер предыдущего дня был последним июльским днем. Август без особых разговоров переступил через порог, и не разуваясь, прошёл ко мне в гостиную. Август холодно поцеловал мои пестрые губы, но сделал это даже не из вежливости, а больше из жалости. "Кофе можно? ", – спросил он меня, глядя в мои сонные глаза. Я вышел в кухню и долил кипятка в остатки моего утреннего кофе. Когда я вернулся, август ушёл. Ушёл тихо. Ушел, не закрыв за собой. Ушёл так, как уходят девушки, которых ты разлюбил. Они ведь, девушки, всегда чувствуют, когда их не любят, но сами себе в этом никак не хотят признаваться.
Из комнаты пропали статуэтка танцовщицы, пустые бутылки, пластинка Пола Макартни и зажигалка zippo, на которой я когда-то вырезал сердечки шурупом. Вот вам и гости. А жизнь продолжалась. Жизнь неплохая, я бы даже сказал: "Лучше, чем у других". В будущее я не смотрел, да и вам не советую. Ничего там хорошего нет, даже и не ищите. А если все-таки найдёте, то рискуете потерять то самое злополучное "сейчас", ради которого и затевался весь балаган с вашим рождением и вашей смертью.
Прогулка
Помню как-то в лет четырнадцать одну книжку читал. Книжка что надо. Я тогда сох по одной девчонке и все казалось мне таким серым и медленным, а мысли все время приходили лишь к одной ей единственной. Ну сами знаете как это бывает. Помню ещё, я тогда вышел прогуляться, и на одном из деревьев ножиком вырезал "свобода = жизнь". Не помню, что для меня тогда это высказывание значило, но явно не то, что оно значит для меня сейчас. Так вот, в той книжке была одна занимательная цитата. "Если девушка приходит на свидание красивая – кто будет расстраиваться, что она опоздала?". От этой цитаты мне всегда становится спокойней. Обычно, когда я жду женщину, ощущение такое, словно все это происходит не со мной. Ощущение, что мне все это снится. И обычно, когда увидишь её, как она лёгкой походкой приближается к тебе, это ощущение совсем уходит, а на его место приходит привычное любому парню ощущение, которое я шутливо прозвал: "Проверка экипировки перед покорением женских сердец". Пытаешься сделать более мужественное лицо, выпрямить спину, ну и конечно же уследить за улыбкой, чтобы она была не слишком весёлой и придавала лицу больше загадочности.
Длинноногая девушка, с грациозным именем Ангелина, уверенной походкой двигалась к моему столику. Я её сразу и не заметил.
Да, фигура у нее была что надо. Но больше всего, конечно, меня влекли ноги. Она молодчина, знает, чем блеснуть, поэтому и юбка у нее еле прикрывала трусики. А лицо у неё было обычное. Красивое, бесспорно, но ничего выделить не получалось. Просто красивая и все тут. Разве что была родинка у неё на щеке. Если бы не она, то Ангелина выглядела бы на года два старше. Маникюр у неё был темно розовый. "Под цвет сосков", – как выразился один лысый парень в чёрных очках из фильма, который я смотрел ещё в далёком пятом классе.
Вот досада, я второй раз за сегодня не могу вспомнить названия произведения, откуда я беру цитату. Может, я сам их придумываю?
Да нет, тот лысый парень ещё в "Форсаже" снимался. Чёрт возьми, ну как же его звали то.
– Приветики, – сказала мне Ангелина.
– День добрый, – приподнимаясь со стула, с улыбкой говорю я.
Мы пожали друг другу руки.
Знаете, наверное, эту дилемму, когда не понимаешь, можешь ли обнять девушку или нет. Хочешь, а не можешь. Но Ангелина лишила меня возможности выбора и протянула руку, как только приблизилась ко мне на метр. Обычно, когда жму руку девушкам, ощущаю себя так, будто отодвигаюсь от неё на целый километр. И говорить уже с ней не хочется, а слушать её и подавно. Лучше бы мы вообще никак не поприветствовались, чем так.
– В тиндере было написано, что ты можешь придумать про меня стишок, – говорила она игриво.
– Так-с, дай-ка подумать, – я глянул ей прямо в глаза, – Ага, ну слушай.
Моя больная голова нещадно рифмовала Ангелина/вагина, но я всячески отстранял от себя эту ассоциацию. Нужно было что-то более романтичное и я выдал ей:
Глаза гроза
А сердце льдина
Но красу ног твоих
Не нарисуешь на картине
Как ты вошла
Сердце штормит неумолимо
И все поёт, поёт неутомимо
