– Поважнее Маэля?
– Нет, – трезво ответил Энко. – Поважнее статистов, которые не играют никакой роли в судебном процессе над Маэлем.
Я зажала рот ладонью, чтобы не разрыдаться. Вот что Энко думает о Гермесе? О веселом, несколько эксцентричном посланце богов, который всегда был ко мне так добр? Неужели Гермес считает нас «статистами», не достойными хотя бы коротенького сообщения? Мне больно в это верить!
– Есть определенные правила, – продолжил Энко. – Ты слышала о них в катакомбах. Для Гермеса правила превыше всего, и здесь он прав. На правилах держится все наше сообщество. Они довольно строгие и поначалу могут показаться устаревшими, но благодаря им богам удается сосуществовать. Благодаря им сохраняется мир. Тех, кто нарушает правила, наказывают. Даже не можешь представить, какому суровому наказанию они подвергаются! Наши человеческие жизни не имеют значения, они – просто время между началом и концом. Они повторяются снова и снова. Наши человеческие тела – не более чем инструмент. Поэтому если мы нарушаем закон, то, согласно правилам, наказанию подвергается душа – дремлющее внутри нас наследие многих тысячелетий. Олимпийцы не станут убивать Маэля. Суд не закончится, если он умрет от полученных травм. Они накажут его душу. Будут держать ее в плену до тех пор, пока он не отбудет свое наказание.
На глаза снова выступили слезы. Неужели я ничегошеньки не могу сделать?! Неужели эти дурацкие правила будут решать мою судьбу, хотя я не богиня и даже не полубогиня?!
Прищурившись, Энко окинул меня внимательным взглядом.
– У тебя что, новые духи?
Почему он так резко сменил тему?
– Эм-м-м… вообще-то нет. А что?
– Не знаю. На мгновение мне показалось, что…
– Энко! Как здорово, что мы снова встретились! – послышалось сбоку. Я невольно вздрогнула и вжала голову в плечи, понимая, кто к нам присоединился. Это же Карли, моя «обожаемая» одноклассница! Просто прекрасно.
Энко уставился на Карли, словно пытаясь вспомнить, знает ли ее.
Карли оскалила зубы в ужасающе широкой улыбке. Она раскачивалась с пятки на носок, и ее грудь колыхалась в такт движениям.
– Я была на твоем концерте в катакомбах, там мы и познакомились. Я – подруга Ливии.
Я чуть не подавилась. Подруга? Какие громкие слова!
Энко кивнул и одарил Карли уверенной улыбкой рок-звезды.
– Вот как. Привет, – сказал он, понизив голос аж на октаву. – Рад встрече.
Карли улыбнулась еще шире, хотя, казалось бы, куда еще! В лучах полуденного солнца ее неестественно выбеленные зубы сверкали, словно лед на солнце.
– И что же привело тебя сюда?
Мы с Энко переглянулись. Мы хотели поговорить наедине, это же очевидно! Но, видимо, не для Карли.
Энко прочистил горло и сказал:
– Ну я хотел забрать Ливию и…
Карли искусственно засмеялась.
– Опять Ливия! Ну естественно. Что вы все в ней находите? – Карли окинула меня беглым взглядом и с застывшей на лице улыбкой повернулась к Энко. – Неужто безбашенный катафил Маэль Анжу сегодня занят и ты его замещаешь?
От удивления у меня чуть челюсть не отвалилась. С какой стати Карли лезет в мою личную жизнь?! С кем я встречаюсь – это совершенно не ее дело, более того, какое право она имеет рассказывать об этом Энко?!
Энко выглядел таким же недовольным, как и я.
– Да, похоже на то, – ровно сказал он. – Но как это касается тебя?
Карли побледнела под искусным макияжем.
– О, ну, я просто…
– Я могу для тебя что-нибудь сделать, Келли? – раздраженно закатив глаза, поинтересовался Энко. – Хочешь автограф?
– Не Келли, а Карли. – Карли стояла там как облитый пудель. Она явно ожидала совсем другой реакции, когда решила рассказать Энко о том, что мы с Маэлем встречаемся. Она встряхнулась, как собака, попавшая под дождь, и попыталась взять себя в руки. – Нет, спасибо, – сказала она, снова натянув на лицо улыбку. – У меня уже есть автограф. – Потом она жестом указала между мной и Энко. – Значит, вы с Ливией довольно… близки?
Мы с Энко снова переглянулись.
– Да, мы довольно близки, – сказал Энко, скрестив руки на груди.
Я изумленно уставилась на него. Надеюсь, после этих слов Карли не решит, что мы встречаемся!
Карли выгнула бровь. Казалось, она не могла поверить услышанному. Потом внимательно оглядела меня, словно желая убедиться, что речь действительно обо мне, и неопределенно сказала:
– Вот оно как.
– Что ж, нам пора, – Энко натянуто улыбнулся. – Увидимся, Келли. – Ни намека на флирт, пустая вежливость.
– Меня зовут Карли!
Я бросила на нее быстрый взгляд и отвернулась.
– До завтра, Ливия! – крикнула мне Карли. – Передавай от меня привет своему другу Маэлю!
Энко фыркнул. Похоже, он терпеть не мог, когда его провоцируют, – совсем как Маэль. Приобняв меня за плечо, он повернулся к Карли и сказал:
– Обязательно передадим, Келли!
Я почувствовала, как плечи у меня задрожали от беззвучного смеха.
– Ты ведь нарочно?
– Что, приобнял тебя? – с широкой ухмылкой повернулся ко мне Энко. – Естественно.
– Назвал ее «Келли».
Стоило нам зайти за угол, как я тут же сбросила его руку.
– И это тоже, – отозвался Энко. – Дай угадаю. Вы с ней подружки не разлей вода?
– Ну да, конечно, – фыркнула я. – Мы с Карли полюбили друг друга с первого взгляда. Однажды она чуть не разоблачила меня, застав с Эванджелиной. Я тогда с трудом выпуталась. Но она точно подозревает, что со мной что-то не так, ты уж мне поверь.
– Дурная слава – тоже слава, – пожал плечами Энко.
Я ответила ему многозначительным взглядом. Если честно, то говорить о Карли мне хотелось меньше всего. Я потратила на нее достаточно нервов, все, хватит. Я хотела было вернуться к прежней теме, но тут Энко коснулся моих ключиц.
– Эванджелина все еще с тобой?
Кивнув, я спросила:
– Ее видно под рубашкой? Неужели она так бросается в глаза?
Я поплотнее закуталась в кардиган, чтобы Эванджелину скрывала не только тонкая ткань рубашки. Мне претила мысль о том, что кто-нибудь может ее увидеть.
– Нет, – покачал головой Энко. – Я ее чувствую. Возможно, потому, что она тоже сверхъестественное существо. – Он скрестил руки на груди и поинтересовался: – Тебе что-нибудь известно об исчезновении торговца?
Я рассказала все, что знала об исчезновении торговца, и о том, что рассказывал Гермес об исчезновении богов.
– А вот об этом я еще не слышал, – сказал Энко, повернувшись ко мне. – Неужели никто не знает, куда они подевались?
