Сегодняшняя сделка приятно будоражила и обещала затмить ту, первую, и самое главное, была задумана им одним, без Стаса. «Я вырос из коротких штанишек, а это будет мой экзамен на аттестат зрелости».
— Эльвира, вы предлагали коньяк, и теперь, когда с деловыми вопросами покончено, я от него не откажусь, — произнес Леонид, сверля молодую женщину взглядом. «И от тебя тоже», — мысленно добавил он.
«Такой жмот, как ты, заслуживает не коньяк, а подносом по голове, но это я отложу на потом. Не в моем безденежном положении гнать гонор, и, похоже, сегодняшний вечер затянется надолго. Надо будет отключить звук в мобильном телефоне, чтобы не помешали».
Эльвира, мило улыбаясь, быстро выставила на журнальный столик бутылку коньяка и тарелку с тонко нарезанным лимоном, посреди которой высилась небольшая горка сахара.
Они пили коньяк из красивых бокалов, но разговор не клеился, как будто, перейдя к неделовой части, они потеряли общую тему, несмотря на то что хотели одного и того же. Леонид много говорил, рассказывая о творчестве художников и их судьбах, не всегда счастливых. Но ему было ясно, что хозяйку живопись сама по себе не интересует, возможно, благодаря покойному мужу она пресытилась ею.
За окном все больше темнело, и стали томными изумрудные глаза рыжеволосой хозяйки квартиры. Женщина то и дело поглядывала на этого громкоголосого, высокого, крепкого мужчину. Уверенный в себе, с броской внешностью, по-мужски красивый, он был прямой противоположностью упокоившемуся мужу, и Эльвира ощутила, как заныл низ живота от острого желания — ей захотелось ощутить себя маленькой и хрупкой в объятиях этого здоровяка…
Леонид почувствовал ее состояние. Его также влекло к этой красивой, явно очень сексуальной женщине, но что-то его сдерживало; возможно, так яркая окраска некоторых насекомых предупреждает: красиво, но невкусно, а возможно, и ядовито. Поэтому он, как мог, сдерживался, хотя ему ничто не мешало в любой момент подняться и распрощаться. Он словно проверял свою стойкость, ведь женщин он любил, многократно попадал в подобные ситуации и был при этом весьма настойчив.
— Ваш муж, наверное, много рассказывал об Индии, стране чудес, факиров и обманщиков? Во многих его картинах присутствуют индийские мотивы, хотя сюжеты спорные, несмотря на оригинальность, так что работы не для массового покупателя. Скажу даже больше: они скорее отталкивают, чем привлекают. Они явно рассчитаны на эксклюзивного покупателя, — разоткровенничался он, — а значит, весьма денежного.
— Бака не так много рассказывал — по натуре он был молчун. Знаю, что в Индии он какое-то время провел в ашраме, расположенном в глубине джунглей, где приобщился к местным верованиям, и они наложили на него отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Он привез оттуда много вещей, на первый взгляд обычных, но, по его мнению, имеющих магическую силу. — Эльвира, загадочно улыбаясь, стреляла глазками.
«Я все расскажу, если это тебе интересно. А должно быть интересно. Каждый ответ — приманка, в итоге подводящая глупую рыбку к крючку».
— Ашрам — это что-то вроде монастыря? — поинтересовался Леонид.
— Не совсем, но похоже. Монастыри, церкви — это прежде всего сооружения, монументальные, подавляющие размерами и убранством, а человек — как приложение. В ашраме же наоборот. Главное там — это учитель, вокруг него собираются ученики, а здания может и не быть вообще.
— Особой разницы не вижу, тем более что в Индии очень жарко и крыша над головой необязательна, хотя слышал, что зимой там наступает сезон дождей… Вы меня извините, но у вашего покойного мужа была болезненная фантазия. Вот посмотрите на эту картину. — Леонид вышел из-за стола и взял полотно.
На нем на фоне безлунной ночи, под развесистым, с узловатым ветвями деревом, был изображен обнаженный лысый мужчина с разрисованным лицом, словно ирокез. В правой руке он держал бубен, при этом сидел прямо на груди юной девушки с кожей бледно-красного цвета. У девушки были закрыты глаза и раскрыт рот, из которого вырывались языки синеватого пламени. И к этому пламени была протянута левая рука мужчины, а с ладони сыпались черные точки.
«Болезненная фантазия? Скорее, сумасшествие! Неужели ты не видишь? И все вокруг него становились сумасшедшими, и я не исключение… Лишь после его смерти словно пелена спала с глаз».
— В чем-то я с вами полностью согласна, но, по словам Баки, сюжеты всех его картин взяты из жизни. Посмотрите на обратной стороне ее название.
— «Агхори», — прочитал вслух Леонид. Это слово ему ни о чем не говорило.
— Агхора — это одно из древнейших, таинственных и жутких верований в Индии. На картине изображен ритуал приобщения к тайному знанию, которое, по мнению членов этой секты, доступно им. Девушка мертва, у нее во рту разведен огонь, который поддерживает агхори, питая его семенами кунжута. Агхори стремится достичь полного просветления, сжигая при этом частицы осквернения, приводящего в конце концов к смерти человека, которого затем кремируют. Дерево, изображенное здесь, тоже не простое — оно предназначено для исполнения желаний. По мнению Баки, эта картина наделена огромной силой, которая может раскрыть сущность человека и его место в цепи инкарнаций.
— Он что, писал ее волшебными красками? — усмехнулся Леонид. Подобный вздор из уст хорошенькой женщины его только развлекал.
— Она была написана во время ритуального действа, которое на ней изображено, поэтому взяла на себя часть той силы, — спокойно разъяснила женщина. Леонид вздрогнул от омерзения, представив себе, как художник рисует эту картину с натуры. — Кроме того, он добавлял в краски человеческую кровь, по его мнению, картины получали от этого дополнительную силу. Рисуя эту картину, он использовал свою кровь. А в краски вон той картины, — указала она на картину с жуком, терзающим девушку, — он добавил немного моей крови. Насколько я знаю, для каждой картины была взята чья-то кровь — разных людей.
— Он был не чудак, а явно сумасшедший, — вынес вердикт Леонид, — но это не плохо. Такие чудаковатости привлекают внимание публики, но, к сожалению, для настоящих коллекционеров мало что значат. Эти люди ценят более тонкие приемы.
Леонид еще раз всмотрелся в картину с развлекающимся на мертвеце шаманом, и ему стало не по себе.
«А может, он изобразил на ней себя? И с этим помешанным художником, занимающимся всякими гнусностями, сидящая напротив молодая привлекательная женщина занималась сексом?! Может, мне не стоит брать картины этого психа, а извиниться и поскорее уйти?»
Эльвира, словно прочитав мысли мужчины, поднялась и попыталась его заинтересовать:
— Я покажу некоторые вещи, привезенные им оттуда. Он запрещал мне к ним даже притрагиваться, но сейчас, думаю, уже можно. — Она вышла в другую комнату и вернулась с большим чемоданом, который открыла на полу. — Это тришула, — показала предмет, отдаленно напоминающий трезубец, — предназначен для уничтожения своего эго, когда человек порывает с прежней жизнью. Это дамара, — указала на бубен, точную копию того, что был изображен на картине, — он пробуждает людей, которые всегда спят — пребывают в состоянии невежества. Можете ударить в него, не бойтесь. Это тот же барабан, только меньших размеров.
