Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Лестница, застланная только что вытряхнутыми половиками, пахла мокрой пылью и грязью. Воздух на улице тоже был грязный, темный от дыма — дома топили углем и мазутом. Было холодно; выдувая изо рта облачка пара, он прошел между сваленными на землю кучами мусора и встал в длинную очередь на стоянке маршрутного такси.
На противоположной стороне улицы старик в пиджаке с поднятым воротником выбирал у лоточника пирожки с мясом и сыром. Неожиданно для себя Галип выскочил из очереди, побежал за угол, всучил деньги газетчику, пристроившемуся у двери дома, взял газету «Миллиет» и, сунув ее под мышку, вернулся на место. Как-то Джеляль язвительным тоном копировал одну из своих престарелых почитательниц: «Мы с Мухарремом так любим ваши статьи, Джеляль-бей, что иногда покупаем сразу два экземпляра „Миллиет“!» Тогда они смеялись вместе-Галип, Рюйя и Джеляль. После долгого ожидания, изрядно промокнув под начавшимся дождем, Галип, толкаясь, влез в маршрутку, пахнущую влажной одеждой и табаком; убедившись, что общей дискуссии в машине не затевается, он старательно и с удовольствием, как истинный газетолюб, сложил газету до размера статьи в рубрике на второй странице, рассеянно посмотрел в окошко и начал читать свежее творение Джеляля.
Когда отступили воды Босфора
Нет ничего более удивительного, чем жизнь. Кроме слова.
Ибн Зерхани
Вы обратили внимание на то, что воды Босфора отступают? Не думаю. Кто из нас нынче читает, кому интересно знать, что происходит в мире, где люди убивают друг друга с радостью и энтузиазмом детей, пришедших на праздник? Даже статьи известных журналистов мы читаем в толчее на пристанях, прижатые друг к другу в автобусах или трясущихся маршрутках, когда буквы дрожат и сливаются. Вот что я прочитал во французском геологическом журнале: оказывается, температура воды в Черном море повышается, а в Средиземном — понижается. Поэтому морские воды стали заполнять придонные ямы, и в результате возникших тектонических колебаний дно Гибралтара, Дарданелл и Босфора начало подниматься.
Мы недавно разговаривали с рыбаком на берегу Босфора, и он рассказал, что его лодка, которую он раньше держал на воде, бросая якорь на цепи длиной в высоту минарета, сейчас оказалась на суше; рыбак спросил: «Неужели наш премьер-министр совсем не интересуется подобными вещами?»
Этого я не знаю. Я знаю, что ждет нас в ближайшем будущем, если процессы, о которых я прочитал, будут продолжаться. Совершенно очевидно, что через некоторое время райское место, которое мы называем Босфором, превратится в черное болото, посреди которого облепленные глиной остовы галеонов будут выглядеть как скалящие зубы привидения. Нетрудно предположить, что в конце жаркого лета это болото местами высохнет и превратится в глинистое дно скромной речки, снабжающей водой маленький поселок, а на окрестных холмах, орошаемых бурно стекающими нечистотами, вырывающимися, как водопады, из тысяч широких труб, будет зеленеть трава и даже расти ромашки. Девичья башня (Дозорная башня на Босфоре, построена в 410 г. до н. э) на холме превратится в устрашающее сооружение, вознесясь над этой глубокой мрачной лощиной.
Я представляю себе новые кварталы, которые начнут строиться на этом глинистом пустыре, прежнем «проливе», под наблюдением муниципальных чиновников, бегающих туда-сюда с квитанциями за уплату штрафа: лачуги, палатки, бары, увеселительные заведения, луна-парки с каруселями, игорные дома, мечети, обители дервишей, помещения марксистских фракций, ателье по изготовлению некачественных пластмассовых изделий и чулочные фабрики… Среди этого невообразимого беспорядка будут торчать остовы лежащих на боку судов, оставшиеся от «Ширкети Хайрие» (Старинная судостроительная турецкая фирма), крышки от бутылок и поля аурелий… Наряду с американскими трансатлантическими пароходами, оказавшимися на суше в день мгновенно отступивших вод, здесь можно будет увидеть скелеты кельтов и ликийцев, застывших с открытыми ртами, молящихся неведомым древним богам среди поросших мхом ионических колонн. Я могу предположить, что эта новая цивилизация, которая возникнет среди облепленных мидиями византийских сокровищ, серебряных и жестяных вилок и ножей, винных бочек, пролежавших тысячу лет, бутылок из-под газированной воды и остовов остроносых галер, получит топливо для своих печей и обогревателей из старого румынского нефтяного танкера, винт которого увяз в иле. В этой проклятой яме, поливаемой бурными потоками темно-зеленых нечистот всего Стамбула, среди вырывающихся из старых подземелий ядовитых газов, топкой глины, трупов дельфинов, меч-рыбы и камбалы, среди крыс, открывших для себя новый рай, распространятся эпидемии совершенно новых болезней; это главное, к чему мы должны быть готовы. Я знаю и предупреждаю: никто не убережется от трагедий, что произойдут в тот день в этом опасном районе, который будет огорожен колючей проволокой и объявлен запретной зоной.
С балконов, где когда-то наслаждались сияющей луной, серебрившей шелковые воды Босфора, мы будем теперь наблюдать свет голубоватого дыма от костров, на которых в спешке сжигают оставшихся незахороненными покойников. Мы почувствуем щекочущий ноздри, резкий, смешанный с плесенью запах мертвецов, гниющих по берегу Босфора, на столах, за которыми когда-то мы пили ракы (Турецкая виноградная водка с анисом), вдыхая одуряющий аромат багряника и женских рук. А на набережных, где рядами выстраивались рыбаки, мы не услышим больше дивных весенних песен птиц и шума перекатывающего свои воды Босфора: будут раздаваться лишь крики тех, кто схватил мечи, кинжалы, ржавые сабли, пистолеты и ружья, некогда выброшенные в воду из страха перед длящимися тысячу лет повальными обысками, и бьется теперь в смертельной схватке. Стамбульцы из прибрежных районов, которые раньше, возвращаясь домой, открывали настежь окна автобусов, чтобы, вдохнув морской воздух, снять усталость, теперь, напротив, будут затыкать автобусные окна газетами и тряпками, чтобы не просачивался запах ила и гниющих мертвецов, и будут стараться не смотреть вниз, в пугающую тьму, освещенную кострами. Из прибрежных кофеен, где продавали много халвы и воздушных шаров, мы будем наблюдать не праздничную иллюминацию, а кроваво-красный свет взрывающихся мин, взлетающих на воздух вместе с любопытными ребятишками. Те, кто зарабатывал на хлеб, собирая на песчаном берегу выброшенные бурным морем византийские монеты и пустые консервные банки, отныне будут торговать скарбом из деревянных домов, некогда стоявших в прибрежных поселках; в глубине бывшего Босфора можно будет найти кофемолки, покрытые водорослями, часы с кукушками, черные фортепиано в броне из мидий. В один из таких дней я проскользну за колючую проволоку, чтобы найти черный «кадиллак».
Черный «кадиллак» был гордостью одного бандита из Бейоглу (язык не поворачивается сказать «гангстер»), за похождениями которого я следил тридцать лет назад, когда был начинающим корреспондентом, и двумя фотографиями которого, где он был изображен у входа в принадлежащий ему стамбульский притон, я восхищался. Такие автомобили в Стамбуле в то время были только у железнодорожного магната Дагделена и табачного короля Маруфа. Мы, журналисты, сделали из бандита героя, рассказ о последних часах его жизни мы печатали с продолжением в течение недели: в полночь он был окружен полицией, вместе со своей возлюбленной прыгнул в машину и — по одной версии, под влиянием наркотиков, а по другой — сознательно (так разбойник направляет коня к пропасти) — повел «кадиллак» к мысу Акынты и ринулся, не раздумывая, в черные воды Босфора. Я примерно знаю, где может находиться этот «кадиллак», который много дней искали на дне и не нашли подводники; о нем быстро забыли и журналисты, и читатели.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
