благонамеренно пустынен, словно через несколько дней здесь не должна была начаться северная фиеста — праздник силы и бесстрашия. Большая часть будущих зрителей еще спала после приятно проведенных вечерних часов, другая часть занималась горнолыжным спортом на ближних склонах или наблюдала за тренировками спортсменов. Потом на чисто подметенных улицах раздавался тяжелый топот горных ботинок, и с окраин города к его центру надвигались любители горнолыжного спорта, возвращающиеся домой с тяжелыми лыжами, крест-накрест возложенными на плечи. Затем проносились автобусы и машины спортсменов, торопящихся в свои резиденции на завтрак, и вот уже в шезлонгах, выставленных на террасах отелей, появлялись их обитатели. Занимались кругленькие столики, покрытые цветными скатертями, установленные, как летом, прямо на тротуарах, и аромат свежего кофе смешивался с запахом снега.
Часам к двенадцати на улицах Кортины начиналось гуляние. Рядом со светло-синими полупальто и пыжиковыми шапками советских спортсменов можно было увидеть черную сутану аббата с олимпийским значком на груди, американских хоккеистов в белых пальто и пламенно-красных плюшевых ушанках, финских лыж ников в своих неизменных синих макинтошах. Слышалась английская, французская, испанская, немецкая, итальянская речь. Любители автографов и спортивных
значков начинали свою охоту, а к дверям отелей подкатывали все новые и новые машины с номерными знаками всех стран Европы, и итальянские парни тащили наверх чемоданы, саквояжи, целые связки лыж.
В дни, предшествующие открытию Олимпийских игр, нарастающее напряжение постепенно сменяло неторопливое течение провинциальной жизни маленького городка. Особенно чувствовалось это в стенах отеля «Савоя». Там поселились спортивные журналисты, и за зеркальными окнами первого этажа работали уже поточные линии телетайпов, связавшие Кортина д’Ампеццо с крупнейшими редакциями газет и телеграфных агентств разных стран, а в комнате пресс-бюро хорошенькие секретарши заполняли разноцветными листочками бюллетеней и нарядными рекламными проспектами металлические ящички именных корреспондентских сейфов.
В холле отеля «Савоя», уставленного мягкими креслами, в те дни часто сходились спортивные репортеры, хорошо знающие друг друга по многочисленным соревнованиям в различных странах. Пока дело ограничивалось тренировками и визитами в спортивные резиденции, они делили свободное время поровну у стойки бара и в креслах холла, делясь своими прогнозами, сплетнями и впечатлениями. На этой бирже новостей, еще не выпущенных на газетный рынок, сталкивались самые различные точки зрения. Репортеры финских газет считали, что их собратьев по перу не может не интересовать самочувствие великого Вейко, как они фамильярно и в то же время подобострастно называли финского лыжника Хакулинена. Шведы только и говорили о шансах Сигге Эрикссона в борьбе с конькобежцами СССР. Французы, итальянцы, шведы и австрийцы убеждали всех, что единственный настоящий интерес представляет только «боб» (так они запросто называли бобслей) да еще слалом и скоростной спуск, — недаром же зимние олимпиады устраиваются в горах, где есть откуда спускаться со скоростью сто километров в час. Американские спортивные обозреватели превозносили прелести фигурного катания. И только в одном все сходились единодушно: номером один Белой олимпиады станет, конечно, хоккейный турнир. «О, хоккей будет «де люкс», «итс грейтс», «прима», «ферсткласс», «экстра», — раздавалось на всех языках, и воодушевленные проявленным единодушием журналисты начинали взвешивать шансы возможных победителей олимпийского турнира.
Впрочем, множественное число в разговорах о будущих победителях употреблялось не часто. Знатоки, среди которых председательские места занимали специальные обозреватели, сделавшие хоккей своей журналистской специальностью, не сомневались в том, что олимпийские медали, а вместе с ними и золотые медали чемпионов мира завоюют канадцы.
Утром 23 января, получив, как обычно, утреннюю почту и перелистав свежие газеты, несколько журналистов особенно внимательно прочли корреспонденцию в спортивной французской газете «Экип». В ней подробно говорилось о недостатках в игре советских хоккеистов. Корреспондент сообщал, что русские трудно входят в быстрый темп игры, плохо реагируют на игру корпусом, не умеют бить издалека по воротам, новые игроки еще не привыкли к действиям старых, и вся команда слишком рассчитывает на своего лидера Боброва.
Среди собравшихся это вызвало горячие споры.
— Да следили ли вы за Бобровым в этом году? — сердито потряхивая седым хохолком, наступал на двух представителей «Экипа» маленький сухонький старичок, всю жизнь потративший на поездки с одного соревнования на другое. — Ведь он почти не играл после того, как получил повреждение в Лондоне. Вы все еще живете стокгольмскими представлениями. Но первенство мира пятьдесят четвертого года было лебединой песней этого замечательного хоккеиста.
— Тем хуже для команды, которая все еще делает ставку на него, — сказал, позевывая, коротко остриженный под бобрик американец в клетчатой ковбойке с расстегнутым воротом.
— А кто вам сказал, что русские на него рассчитывают? — взорвался старичок. — Это же опасное заблуждение, предупредите свою команду, пока не поздно… Они там читают «Экип»? Наверное, читают! Предупредите. И кто видел новых русских игроков, которые не привыкли к действиям старых?.. Они же все уже играли и в Швеции и в Германии. У них отлично слаженные пятерки, и неизвестно сейчас, какая сильнее: первая, вторая или третья.
— Не волнуйтесь, дорогой коллега, — сказал один из французов, загорелый красавец, большую часть дня проводящий на лыжах. Он и сейчас все поглядывал в окно, дожидаясь машины, чтобы ехать к трассе скоростного спуска. — Нам недолго осталось ждать, и вы увидите, что Бобров не отказался от попытки быть лучшим в команде. И пусть это тревожит русских, а не нас.
— Как не нас, как не нас! — снова зачастил старичок. — В наше время мы привыкли отвечать за достоверность своей информации. Мы волновались, когда брались за перо. Да, да, волновались! Мы знали, что нам верят, что от наших оценок, от наших выводов зависят репутации, зависят победы. Бобров кончился, понимаете вы это, а вы пишете, что на него делают ставку. Это плохая услуга, очень плохая.
— Но почему же вот так и кончился? — по-прежнему невозмутимо спросил американец. — Может быть, он просто бережет силы, раз их уже стало меньше.
— Что он говорит, этот несчастный человек, послушайте, что он говорит! — снова закричал старый репортер, апеллируя уже не только к своим собратьям по перу, но даже к портье, маневрирующему за своей стойкой в окружении ключей, писем и невостребованных еще газет. — Бобров бережет силы! Да одна эта мысль оскорбительна для такого человека, как он! Бобров должен быть уверен в своем превосходстве, в своих воз-можнос-тях! Он должен свято верить, что остается хоккеистом номер один, корифеем, лидером. Как только он убедится в том, что больше не хозяин команды, ему конец. И он в этом уже убедился, или его убедили канадцы прошедшей зимой. То или другое не столь уже важно. Это видят все, в том числе и сами русские. Его не ставят на игры. Он просто почетный
