когда начинаются часы посещений. Прошлой ночью я не спала. В голове крутилось предложение Алекса.
В чем подвох?
Он собирается заплатить мне 20 000 долларов за участие в какой-то модной вечеринке, и все, что я должна сделать, — это потанцевать с одним человеком. Должно быть, я что-то упускаю. Человек в маске страшный? От него плохо пахнет? Что в нем такого, что Алекс заплатит мне столько только за то, чтобы я с ним потанцевала?
Бабушка сидит в постели, когда я вхожу в ее больничную палату. Она с трудом убирает свои распущенные бутылочно-рыжие волосы под тюрбан, который всегда надевает в те дни, когда отказывается от прически. Ярко-рыжий локон торчит у уха и вьется возле высокой скулы.
— Ты вовремя, милая, — говорит она, протягивая ко мне руки.
Я обнимаю ее и крепко прижимаю к себе, радуясь тому, что она чувствует себя так хорошо.
— Будь осторожна, бабушка. Ты не должна давить на рану. Доктор сказал, что это можно носить? — я осторожно сдвигаю ее тюрбан, заправляя оставшиеся волосы.
— Конечно, можно, я в порядке. Ты слишком много волнуешься, Карина. Это не очень хорошо для тебя. А теперь поторопись и принеси мне мою косметичку. — Она показывает в угол на кресло под несколькими лампами.
— Макияж? Да что ты делаешь? Может быть, аневризма нанесла больший ущерб, чем я думала. — Я ухмыляюсь, а она закатывает глаза.
— Ты еще не знакома с моим новым врачом, — говорит она, подмигивая. — Он холост. Я знаю, потому что на нем нет обручального кольца.
— А теперь, бабушка, не могла бы ты взять себя в руки? Я не хочу, чтобы мне позвонили и сказали, что ты сексуально домогалась своего врача. — Говорю я, сдерживая смех. — Я так рада видеть тебя в нормальном состоянии.
Бабушка внезапно прищуривает свои карие глаза, когда смотрит на меня. Я вижу, как в ее мозгу поворачиваются колесики. Она перестает прихорашиваться и смотрит прямо на меня. Такой взгляд она бросает всякий раз, когда понимает, что я что-то от нее скрываю.
— Что случилось? Ты мне что-то недоговариваешь, — говорит она.
Я ненадолго встречаюсь с ней взглядом и быстро отвожу глаза. Не хочу, чтобы она волновалась. Единственное, о чем ей нужно беспокоиться, — это о выздоровлении.
Теплая бабушкина рука ложится на мою, а затем она легонько сжимает мою руку.
— Видеть тебя в таком состоянии — уже повод для беспокойства. Ты знаешь, что мы вместе, малыш. Мы всегда были только вдвоем. Поэтому не скрываем друг от друга ничего, особенно то, что заставляет тебя волноваться, как я вижу.
Я сижу на краю ее больничной койки, опустив голову.
— Ладно, ты права. — Я вздыхаю, не желая волновать ее, но понимаю, что должна сказать ей правду. — Вчера я потеряла работу. Я надеялась, что смогу быстро найти что-то другое, а потом все тебе расскажу. Просто не хочу, чтобы ты беспокоилась обо мне или о чем-то еще. Тебе нужно сосредоточиться на выздоровлении.
— Очень жаль. Я знаю, что тебе нравилось там работать. Но все происходит не просто так. Никогда не знаешь, какие возможности появятся теперь. Больше и лучше! Просто нужно быть открытой для этого.
— Кое-что есть. Но я боюсь, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Не успеваю я закончить рассказ о предложении Алекса, как шаги в коридоре замирают возле ее двери.
В комнате слышен звук вытаскиваемой из кармана медицинской папки пациента. Бабушка сует мне в руки косметичку и машет рукой, чтобы я ее убрала. Она быстро щиплет себя за щеки и откидывается на подушку. Я сдерживаю улыбку, наблюдая за ее действиями.
В палату входит высокий врач среднего телосложения с седыми волосами. В одной руке он держит медицинскую карту, другая рука протянута ко мне.
— Здравствуйте, — говорит он, обмениваясь рукопожатием. — Вы, наверное, Карина. Ваша бабушка много рассказывала мне о вас. Я доктор Фредерик. Вчера сменил доктора Риттенхауса.
Он подходит к моей бабушке и быстро смотрит на ее давление и пульс на аппарате рядом с ней. Затем кивает и делает несколько записей в ее файле.
— Лидия, вы прекрасно восстанавливаетесь. Я очень рад видеть такой прогресс всего через несколько дней после операции. Как мы уже обсуждали вчера во время обхода, завтра вы сможете отправиться домой.
— Завтра? — говорю я. — Но это слишком рано.
— Ерунда, дорогая, со мной все будет в порядке, — говорит она.
— Ее страховка не покроет больше ни одного дня, так что, если вы не сможете заплатить из своего кармана, я мало что смогу сделать, — говорит доктор Фредерик. Он задумывается на несколько минут, прежде чем продолжить. — Ей все еще нужна помощь в передвижении, и мы рассматриваем возможность физиотерапии, но страховая компания сказала, что не будет оплачивать ее, хотя это побочный эффект аневризмы. — Он качает головой, а затем испускает долгий вздох. — Мы часто сталкиваемся с этой проблемой. Особенно, когда речь идет об уходе за пожилыми людьми.
— Пожилые люди? Я думала, у нас с вами все хорошо, доктор Фредерик, — говорит бабушка, потянувшись к его рукаву. — А теперь вы называете меня пожилой?
Доктор Фредерик смеется, похлопывая бабушкину руку на своем рукаве.
— Мы с вами оба знаем, что возраст — это просто цифра, — говорит он.
— Могу ли я поговорить с вами в коридоре, доктор Фредерик? — спрашиваю я.
Я выхожу в коридор, пока доктор Фредерик обсуждает с моей бабушкой варианты питания на день. Закончив, он выходит и присоединяется ко мне.
— Я понимаю ваши опасения, — говорит он. — Если бы это зависело от меня, я бы оставил ее здесь еще хотя бы на пару дней, но знаю, как дорого обходится пребывание в больнице. Попрошу кого-нибудь связаться с ее страховой компанией и узнать, покроют ли они стационарное лечение в реабилитационном центре, чтобы она могла пройти курс физиотерапии. Ее ноги немного атрофировались за время пребывания здесь. Ваша бабушка говорит мне, что вы ее поддерживаете. Я знаю, что вы много работаете, чтобы свести концы с концами, поэтому посмотрю, что можно сделать.
— Да, бабушка может быть болтливой.
— Но это хорошо. Это значит, что она выздоравливает. Но сейчас она рискует упасть. Если мне удастся устроить ее в реабилитационный центр, сможете ли вы что-нибудь заплатить за это? Я спрашиваю на случай, если страховка вообще будет это покрывать. Насколько я понимаю, ее страховая может оплатить 80 %.
Предложение Алекса о 20 000 долларов снова всплывает в моей голове. Мне нужны деньги. Сейчас больше, чем когда-либо. Эти деньги помогут бабушке получить ту помощь, в которой она нуждается.
— Возможно, я
