одно — мадам не переубедить, сейчас ей горы нипочем!
— Там нормальная фирма! Я по инету нашла! На сайт их заходила…
Ясень пень, что папеньку просить не стала. Во-первых, это было бы нечестно, а, во-вторых, тот бы точно ее на завод отправил, чтоб уму разуму набралась, поахала, повздыхала, а затем, познав все тяги взрослой жизни, да в слезах горючих, вернулась в родную обитель, а там и под венец.
— Ладно, раз ты уверена, — махнула я рукой, а сама посмотрела на то место, где недавно стоял Морозов. На секунду в голове снова возникли его глаза.
Карие, темные, похотливые и незаслуженно красивые.
Тьфу ты, Морозов! Чи не глаза! Да, я на такие глаза каждое утро в зеркало гляжу! Мои даже покрасивше будут…
— А у тебя что с Морозовым? — спросила Улька.
Этого вопроса я и боялась… За исключением обмена взглядами? Ничего от слова — совсем! Впрочем, и об этом наглый облезлый Морозов уже забыл!
— Ясно, — будто прочитав мои мысли сделала заключение, как доктор ставит диагноз. Мой диагноз: трусиха, которая боится отказа, шифруясь под гордую мадам. — Есть идея. Послезавтра матч у «Волков», там и познакомишься.
— Каким образом? Билетов уже наверняка нет, да и что ты предлагаешь, на его шее повиснуть?
— В этом-то и заключается суть, цветочек, — посмотрела на меня Сонька, да так, что стало не по себе.
Легко ей говорить, когда она вся такая безупречная, любого парня охмурить может, хоть и до сих пор невинная. Опять же, отец берег ее всеми возможными способами. Мадемуазель все-таки на выданье, а какой мужик со старыми устоями захочет порченую девку?! Верно, такой, которому меньше пятидесяти и с которого песок еще не сыпался.
— А билеты, между прочим, есть, — подмигнула Улька, хитро ухмыляясь. Что-то уже задумала змея.
На наши вопросительные взгляды Фролова пожала плечами и сказала:
— Я выторговала у Лебедева несколько билетиков, отдаст перед матчем.
Лебедев был вратарем «Волков» и с Сонькой их связывала довольно тесная связь, в прямом смысле этого слова. Правда в последнее время подруга давала тому от ворот поворот, ибо все ее мысли занял нападающий Синичкин. Всех птиц собрала вокруг себя эта бесстыжая жадина Фролова. Лебедев, безусловно, не терял надежд, что их «связь» с Улькой возобновиться, поэтому и задабривал билетиками. Подруга же этим не брезговала пользоваться в своих целях. Она ходила на матчи исключительно ради Синицы. Вот только Лебедеву об этом знать не обязательно…
— Так что, девки, послезавтра в шесть встречаемся у входа.
На этом и порешали, а после разбрелись по разным сторонам.
* * *
Я зашла в свою пустую квартиру и горько вздохнула. Собаку себе что-ли завести, раз парня не могу?! Собаки они, знаете, верные… Не то что эти мудаки. Солнце, зая, кися. Все для тебя, только для тебя, а потом ни слуху ни духу, только смятые простыни.
Я всегда была холодной, черствой и даже чопорной ханжой. Парни от меня убегали. Для них со мной было слишком «сложно», а сама я была «замороченная». Порой я завидовала Ульке и ее беспечности. Я же так не могла. Мне всегда нужны были чувства, отношения, а не просто развлечения на месяц. Однако, по закону подлости, мне как раз таки и попадались отборные говнюки. Впрочем, мы, девушки, таких и любим. Разве нам бабам интересны парни, которые звонят, назначают свидания, бояться поцеловать?! Зачем?! Ведь есть те, которые с порога потащат в койку! В этом и была моя проблема.
Мне нравились те, кто не должны, а те кому нравилась я, коих было немного, уже меня не интересовали. И вот, в двадцать лет у меня были лишь единственные настоящие отношения, которые длились полгода.
Пройдя на кухню, поставила старенький чайник на плиту и, взяв телефон в руки, снова открыла треклятое смс.
«Прости, но у нас ничего не выйдет»
И на кой-черт, я снова себя терзала?! Дура!
Швырнула гаджет подальше от себя, будто если это сделаю, человек заберет свои слова обратно, но нет. Не позвонит, не напишет, не передаст «привет» через случайных знакомых и не спросит, как дела, просто потому что ему все равно. Просто потому что я не интересная, скучная и просто потому что… уже забыл меня.
Как заинтересовать, я знала наверняка, а вот как удержать?!
* * *
— Доця, когда ты приедешь? Мать уже вся извелась, покоя себе не находит! — запричитал отец, что вызвало на моем лице искреннюю улыбку.
— На выходных, пап.
— Ты хорошо кушаешь?
— Да, конечно!
На самом деле, нет! Я даже не помню, когда в последний раз нормально ужинала. Если не ошибаюсь, у Дуни в гостях, но ничего родителей по пустякам тревожить!
— Петька про тебя спрашивал, говорит, что совсем перестали общаться. Славный парень, хозяйственный…
— Папа! — в раздражении выкрикнула, чем привлекла внимание несколько мимо проходящих зевак.
— От глупая ты, Варька! А он бы тебя на руках носил…
Носил да, не спорю. Но душа не лежит к человеку. Ну вот, как объяснить это родителям?! Петька славный, но не мой. Вот и избегаю его уже три месяца, с тех самых пор, как в любви мне признался. К родителям перестала ездить. К слову, мои родители два года назад переехали за город. Я была поздним, но желанным ребенком. Поэтому, когда у всех моих ровесников предки еще в расцвете сил, мои жили-поживали за городом подальше от суеты в объятиях природы. Квартира теперь в моем распоряжении, хотя теперь это сложно назвать домом. Уж больно тихо. Не играл на заднем плане телевизор, мама не пела по утрам, готовя блинчики, а папа не сетовал на непригодных политиков.
— Мальчик из хорошей семьи…
— Пап, — снова прервала его тираду. — Мы уже говорили об этом.
— Ох, доця, где ж твой принц-то ходит? Того гляди, и тридцать стукнет, а ты одна, а мы с мамкой не молодые, сама знаешь.
— Так, что, если в тридцать буду старой девой, любить перестанете? — шутливым тоном произнесла, между тем выглядывая девчонок.
— Тьфу на тебя, Варька! Мы с мамкой всегда за тебя, — он хотел еще что-то сказать, но на заднем фоне послышалась возня, а после, — это Варька? А ну дай с доцей поговорить…
Алло, Варюшка, ты?
— Да, мамуль, — улыбнулась, услышав родной голос.
— Нет, ну совсем совести у твоего отца нет! — гаркнула Ольга Николаевна. — Дочь родная звонит, а он хоть бы слово мне сказал! Все в тихоря…
— Мам, — закатила глаза. — Не ругайся на папу. Я только позвонила, тем более мы вчера разговаривали.
— А ему полезно будет!
