Прошло несколько секунд, прежде чем она нашла в себе силы заговорить.
— Мне хотелось побыть одной, — резко заявила она. — Гость в доме ко многому обязывает.
— Какой же я гость, я член семьи.
— Но не моей семьи, — горячо возразила она. — Между нами нет родственных связей!
— Я двоюродный брат твоего покойного мужа, а стало быть, в некотором роде твой родственник. — Его холодное спокойствие выводило Синди из себя. Она ничего не могла прочитать в пронзительно синих глазах. — Кроме того, я прихожусь твоему сыну дядей, пусть двоюродным, но единственным. — Мартин помолчал, потом искоса посмотрел на нее. — Я хочу познакомиться с ним поближе…
Синди почувствовала, что ее охватывает паника. Нет, только не сейчас… А вдруг он догадается?
Она до боли стиснула пальцы. Может, не стоит так беспокоиться из-за этого? Если Мартин и заметит в Эдвине какие-то свои черты, то вполне может приписать это семейному сходству. Что плохого в том, что они встретятся? Теперь, когда Теодора больше нет, для этого не существует никаких препятствий. Даже если Мартин и не догадывается, что это его сын, будет честнее дать им возможность поближе узнать друг друга.
— Хорошо. — Она с притворным равнодушием пожала плечами. — Пусть Эдвин познакомится со своим… со своим дядей Мартином. А ты… надолго приехал?
Она затаила дыхание в глупой надежде услышать, что его непоседливая, полная приключений и опасностей жизнь осталась позади и он приехал навсегда.
— К сожалению, всего на несколько дней. Я делаю серию статей… Работа еще не закончена, но небольшой перерыв пойдет мне на пользу. Я целую вечность не был в отпуске.
Сердце Синди упало, и ее последняя призрачная надежда растаяла.
— Снова поедешь во Вьетнам, или куда там еще? В Лаос? — спросила она просто для того, чтобы не молчать.
Мартин кивнул.
— Да, но никакой срочности нет. Я могу задержаться на неделю или даже больше.
— Как замечательно, что тебе не надо спешить! — ответила Синди, почти не пытаясь скрыть сарказм.
Черт возьми, а чего она, собственно, ожидала? Что Мартин стал другим? Что он, наконец, решил начать оседлую жизнь? Этот человек никогда не изменится. У него абсолютно нет тяги к домашнему очагу. Он не стремится пустить корни, завести семью, детей. Ему чуждо само понятие дома.
А ей это необходимо. То, о чем она тайно грезила и в детстве, и потом — особенно с тех пор, как родился Эдвин. Несмотря на ужасную ошибку, которую она совершила, поверив, что Теодор может обеспечить спокойную семейную жизнь ей и ее малышу. В течение пяти лет брака иллюзии постепенно рассеивались. И вот теперь Теодора нет.
Но у нее есть Эдвин. Ее сын. Плоть от плоти ее. Единственная родная кровиночка в этом огромном мире. Никто не сможет отнять у нее ребенка. И она сделает все, чтобы Эдвин рос, окруженный любовью и заботой. Чтобы у него было все то, чего так не хватало ей самой. Теперь она должна сама устраивать свою жизнь. Если Мартин не сможет быть рядом с ней постоянно, то лучше вообще остаться одной. Как она и планировала до этого несчастного случая с Теодором.
— Ты погрустнела… Наконец-то я вижу скорбь на твоем лице. — Негромкий голос Мартина вернул ее к действительности. — О чем ты думаешь? О покойном муже? Или о том, как избавиться от меня?
Синди вспыхнула, почувствовав угрызения совести. Ее мысли и в самом деле были далеки от сегодняшнего печального события.
— Как я могу избавиться от тебя? Ты имеешь полное право находиться здесь. Ты ведь Мэрдок. Член семьи, — пренебрежительно ответила она, намеренно искажая смысл его вопроса.
— Как любезно с твоей стороны признать это, — сухо заметил Мартин. — Большинство людей считают меня паршивой овцой в стаде. Человеком, который бросил семейное дело и свою девушку ради того, чтобы мотаться по миру и делать никому не нужные фотографии.
Синди внутренне напряглась, но ее лицо сохранило равнодушно-спокойный вид. Нет, она не доставит ему удовольствия, реагируя на слова «бросил свою девушку». Он намекает на то, что между ними существовали какие-то прочные отношения. Нет, Мартин никогда ее не любил… во всяком случае, так, как она хотела, мечтая завоевать его сердце и душу. Но он предложил только тело. Это все, что он готов был дать, сгорая от страсти, но не думая о последствиях.
— Ты прекрасно знаешь, что твои фотографии не бесполезны. Они публикуются во всем мире.
Синди старалась, чтобы ее голос прозвучал как можно более невозмутимо, однако на душе было ох как неспокойно. Неужели Мартин не понимает, каково ей видеть его сейчас, когда она так беззащитна? Да, она наконец снова обрела свободу, но что в этом толку, если он вернулся всего лишь на несколько дней!
— Ты следишь за моей карьерой, Синди? — спросил Мартин, слегка прищурив глаза.
— Как член семьи Мэрдок я, естественно, интересовалась твоими успехами. Дороти и Квентин держали нас в курсе… — Она бросила взгляд через боковое стекло машины. — Последний дом по левой стороне, если ты помнишь.
— Я не забыл.
Мартин повернул, проехал через ворота и остановил машину.
Это был старый, просторный деревянный дом. Они с Теодором вместе делали в нем ремонт, — тогда он еще горел желанием создать уютное семейное гнездышко. Теперь придется его продать и на вырученные деньги купить другой. Меньшего размера, с небольшим участком земли, но зато ближе к городу. Вряд ли у нее хватит на это денег, — дома в том районе стоят довольно дорого.
Хорошо еще, что Синди скопила небольшую сумму на случай, если ей удастся уйти от Теодора. Она не рассчитывала на его помощь. На мгновение Синди почувствовала укол совести, — дом был записан на них обоих, и вот теперь, вследствие рокового стечения обстоятельств, он перешел в ее полную собственность.
На какие еще средства рассчитывать? Если она и унаследует долю Теодора в семейном бизнесе, то все равно не вправе будет ею воспользоваться. Это собственность семьи Мэрдок.
Синди выбралась из машины, прежде чем Мартин успел обойти вокруг, чтобы помочь ей.
— А где твои вещи? — сухо поинтересовалась она.
Быть может, он передумал останавливаться у нее, поняв, как неловко и двусмысленно будут чувствовать себя они оба, находясь под одной крышей.
Мартин бросил на нее почти смущенный взгляд.
— Я позволил себе попросить водителя такси отвезти мою сумку сюда после того, как он высадил меня у кладбища. Я ехал прямо из аэропорта и боялся опоздать.
— Что? Ну, ты и наглец! — От возмущения на щеках Синди проступили красные пятна. — Ты хочешь сказать, что был заранее уверен в том, что я позволю тебе остаться? — Несмотря на свой гневный протест, она испытывала предательское чувство облегчения. Но это только подстегнуло ее. — Как ты мог знать, что дома кто-то есть? — сердито продолжила она.
— Никак. Я заплатил таксисту вперед и попросил оставить сумку на крыльце, если ему никто не откроет.
