ругать. Введем Вас в состав редколлегии, будете рецензии на авторов писать. Конечно же, зарплату Вам дадим хорошую. А уж сколько Вам авторы будут за отзывы отваливать… Ну, это Вам Анжела растолкует. Заседания клуба будем публиковать в специальном вестнике, показывать в инете, а то и по ТВ, если не слишком много запросят…
— Ой, а можно я буду ведущей клуба? — вскричала Анжела и запрыгала, как маленькая девочка.
— А почему бы и нет? — согласился редактор. Он был не прочь сделать приятное сексапильной секретарше директора. — Вы не смотрите, Александр Сергеевич, что она… Не такая уж она и дура. Сумеет и помолчать, когда нужно, и поддержать беседу, и глаза большие сделать… И вообще, будет хорошо смотреться на экране… Особенно в таком платье. Ну а потом… Напишем сценарий сериала по Вашей биографии… С Вашей, конечно, помощью. Сниметесь там в главной роли. На роль Вашей жены рекомендую Анну Снаткину; у нее и опыт уже есть играть Наталью Гончарову, и бренд: она входила в сотню самых сексуальных женщин России, по версии журнала Максим. На роль Дантеса попробуем пригласить его потомка из Франции — говорят, они очень похожи. Это откроет фильму дорогу за рубеж. Актрис на роль пассий Вашего донжуанского списка выберете сами, кастинг мы организуем…
— Что за донжуанский список? — спросил поэт, покраснев.
— Ну как же? — удивился редактор. — Это общеизвестно. Вы же сами составили его для альбома Елизаветы Ушаковой, если не ошибаюсь. Сколько там было женщин? Тридцать семь? Значит, на полтора десятка серий фильм про Вашу холостую жизнь потянет запросто, по две-три пассии на серию. Все они давно уже в могилах, так что с их честью можно будет не церемониться. И еще полтора десятка серий снимем про Вашу семейную жизнь. Фильм туго набьем рекламой. Денег у Вас будет столько, что можете уже сейчас присмотреть себе домик на Лазурном побережье. Дел будет невпроворот, так что на новые стихи времени не останется.
Пушкин вздохнул. У него уже голова шла кругом… А тут еще и воздух несвежий, запах какой-то неприятный…
— Это от новых пластиковых окон, — чутко отреагировала Анжела. — Суррогат деревянных рам. В жару воняет. Всё никак не поставим кондиционер… Но Вам, наверное, отдохнуть нужно, с дороги? Принять ванну, выпить чашечку кофе… Или какао… Может, сразу и пойдем ко мне? А все дела завтра. Я вот у директора отпрошусь только…
— А в самом деле, Александр Сергеевич, мы Вас, наверное, слишком напрягли своей болтовней? — спохватился редактор. — Давайте-ка устраивайтесь, а мы тут еще немного покумекаем над Вашим продвижением, и завтра наметим стратегию.
Надо было обсудить все вопросы с директором, а Пушкин пока под надзором секретарши пусть побудет, никуда он от такой красотки не денется. Анжела побежала к директору для доклада и за новыми инструкциями, а Пушкин вышел на улицу и подставил лицо свежему ветру… Сладкий воздух Питера! Как же поэт скучал по нему!..
Неподалеку стояла лавочка, в тени парковой аллеи, и поэт направился туда, сел на лавочку и призадумался. Конечно, шумиха вокруг него, поднятая в редакции, льстила поэту. Но было во всем этом что-то нехорошее, нездоровое… Странно, подумал Пушкин, я сделал себе имя творчеством, а сейчас издателям нужно от меня всё, что угодно, кроме творчества. Оно, конечно, можно — впрячься в телегу бизнеса и вертеться как белка в колесе, чтобы накопить денег и потом заняться чистым искусством… Да только вот вся эта карусель засосет так, что на творчество уже не останется ни сил, ни времени, да и желания тоже… По ходу и сам станешь таким же, как все тут: начнешь делать деньги ради денег, не брезгуя ничем и пользуясь высокими словами как подручными средствами; будешь сеять неразумное, недоброе и мимолетное, русский народ за это спасибо сердечное не скажет… Конечно, спасибо в карман не положишь, но копить деньги ради денег — зачем? Туда с собой их ведь не возьмешь, а кому оставить здесь?.. Да и выворачивать наружу свою личную жизнь перед широкой публикой не хочется… Ведь еще и преувеличат всё, доведут до гротеска, в угоду публике… Как потом жене в глаза смотреть? Найдутся «добрые» духи, которые перескажут и ей, и детям этот фильм со всеми подробностями добрачной жизни поэта, да еще и про романы с актрисами присочинят. Разве для этого она вымолила его возвращение в Мир? Да с этими делами и в Чистилище легко угодить…
V
Эти невеселые размышления прервала знойная красотка в черном сверкающем коротком платье и в черных ажурных чулочках; пышные тугие бедра вызывающе выпирали из-под платья, а большая упругая высокая грудь без лифчика так и норовила выпорхнуть из декольте; блестящие черные волосы густой волной стекали по плечам; огненные черные глаза смотрели дерзко и цинично. Девица была очень сексапильна, было в ней что-то завораживающее… Ее лицо показалось поэту странно знакомым… Красотка подошла к скамейке, грациозно поводя бедрами, подмигнула поэту, села рядом и вальяжно закинула ногу за ногу, обнажив гладкое бедро едва не до пояса; нижнего белья под платьем не было…
Видимо, местная проститутка, подумал Пушкин, клиентов заманивает… Девица весьма привлекательная, но вот-вот выйдет Анжела… Чтобы вернуть себе душевное равновесие, нарушенное разговорами в редакции, поэт решил взглянуть на свои новые стихи, которые недавно набросал в Летнем саду. Лирические струны еще звучали в его душе, и ему хотелось вновь воспрянуть в волшебный эфир творчества, а заодно и подправить кое-где текст — Пушкин тщательно отделывал свои произведения…
Поэт пошарил по карманам… Бумажки-то остались в столе редактора…
— Чёрт, — произнес Пушкин вполголоса с досадой.
— Да здесь я, здесь, — раздался мелодичный женский голос рядом, и поэт с изумлением воззрился на знойную брюнетку, которая обжигала его своим пламенным взором. Красотка элегантно перебросила ногу на ногу (Шэрон Стоун отдыхает) и улыбнулась поэту.
— Лилита, чертовка, — представилась девица. — Приставлена к тебе дьяволом, чтобы поймать на грешках и утащить тебя в Ад или хотя бы в Чистилище, как получится.
Видя недоверие в глазах поэта, Лилита взяла сигарету (из воздуха, ниоткуда), неторопливо размяла ее и зажгла огоньком из указательного пальца.
— Вот уж никак не думал, что чертовки могут быть столь очаровательными, — молвил поэт, любуясь красоткой.
— А то, — самодовольно усмехнулась Лилита. — Зло должно быть заманчивым, иначе кто станет грешить?
