сердечно простившись с директором гостиницы, вернулся в маленькую свою квартиру, снова переоделся и направился в бывший особняк купца Климушина на улице Мира, где уже пять лет располагался филиал ОЗФЮИ.•
Только графитные доски, которые там и здесь виднелись за приоткрытыми дверями, напоминали об учебном заведении. В коридорах и холле Петру Александровичу не встретился ни один человек моложе сорока, которого можно было бы принять за студента. Филиал походил на государственное учреждение – звуками электрической пишущей машинки, истертым паркетом, телефонными звонками и духотой. Водовзводнов, сказали Петру Александровичу, принимает в директорском кабинете и сейчас у него совещание.
Минут через сорок из дверей появились несколько мужчин в костюмах и дама в голубом платье и кудрявом парике. Вид у мужчин был хмурый и озабоченный. Дама, напротив, светилась лукавой улыбкой. Наконец Матросова пригласили в кабинет. Ректор встречал его у самых дверей.
– Собираемся открывать дневное отделение – и в Москве, и в Перми, и здесь. Хлопот хватает, сами видите. – В голосе Водовзводнова слышались извиняющиеся нотки. – Через год открываемся, а у меня уже список абитуриентов – двести душ. Но давайте о вас поговорим.
Переезд Петра Александровича в Москву предполагал решение десятка непростых вопросов. Самыми тяжелыми были: разрешение центрального аппарата и московское жилье.
– С этим затруднений не будет, – сказал Водовзводнов. – Позвоню.
Это «позвоню» Петр Александрович отметил, как бы подчеркнул в уме двойной чертой. Такие вопросы решались на уровне, который для самого Матросова недоступен, по крайней мере пока.
– С жильем сложнее, – продолжал Игорь. – Такое, как у вас здесь, город выделит сразу. Дальше будем работать. Пару лет потерпеть – и переедете в квартиру, которая вам по размеру.
Петр Александрович почувствовал жаркий прилив благодарности. Конечно, ему придется доказать, насколько правильный выбор сделал Водовзводнов. И он докажет, уже начал доказывать.
– Я тут немного ваш квартирный вопрос порешал в «Советской», – сказал Петр Александрович с гордым смущением. – Наш Эдуард совсем нюх потерял.
Водовзводнов не показал удивления, как приятного, так и иного. Он поблагодарил Петра Александровича, но и попенял легонько: для чего было так беспокоиться и других беспокоить? Чтобы не расстраивать Матросова, пригласил вечером поужинать в «Советской»:
– Отметим сразу два новоселья: ваше будущее и нынешнее мое.
•
К вечеру жара смилостивилась, запахи перешли с крика на пение, и только где-то на городских окраинах прозрачными голосами лаяли псы. Подходя к гостинице, Петр Александрович наслаждался неспешностью: задуманное на сегодня сделано, впереди Москва, новые люди, новый кабинет, другая жизнь – прекрасная. Вдыхая курортный запах акаций, Матросов думал, что будет скучать по тихому Ставрополю, по ранней весне, по горячему хашу в часы рассвета, по звукам южной ночи. Он даже вздохнул, хотя удовольствия во вздохе было больше, чем сожаления, и вдруг услышал, что его зовут.
– Петр Александрович! Товарищ Матросов!
На широком крыльце гостиницы «Советская» рядом с двумя командированными курильщиками стояла молодая женщина резкой, южной красоты, одетая в гостиничную униформу. Просительно улыбаясь, женщина спустилась навстречу Матросову по ступенькам:
– Велели вас проводить к вашим друзьям, – нежно прошептала красавица.
– Кто просил? – настороженно спросил товарищ Матросов.
– Ваши друзья, Петр Александрович! Пойдемте, я покажу.
Оглядываясь по сторонам, Матросов вошел в «Советскую». Женщина взяла было Петра Александровича под руку, но почувствовала, как гость напрягся, шагнула вперед и предупредительно открыла дверь гостиничного ресторана. Матросов успел заметить, что в холле находятся трое мужчин, один из которых одет в милицейскую форму.
Из дверей ресторана в лицо входящим хлынули праздничный зной, состоявший из запахов жареного мяса, табачного дыма, зелени, духов, винных паров, а также припев «В каждой строчке только точки после буквы “Л”, / Ты поймешь, конечно, все, что я сказать хотел», бодро исполняемый ВИА «Соловьи Кавказа». Хорошенькая провожатая кивнула Матросову и плавным хореографическим жестом пригласила следовать за ней, а заодно считать все встречные картины личным подарком ему, Петру Александровичу.
В полумраке, освещенном неяркими разноцветными бра и настольными светильниками, Матросов профессионально выделял лица посетителей. Некоторые были ему знакомы: вон директор овощебазы номер четыре Аркадий Тойбин с двумя спутницами, там Гамлет Меликьян, худрук филармонии, держит на отлете руку с дымящейся сигаретой, у окна – Рудик Джигоев, тренер юношеской секции карате и, говорят, по совместительству вор в законе. С ним за столом отдыхают еще трое в спортивных костюмах. Начальник санэпидстанции, какие-то комсомольцы в костюмчиках вокруг женщины в вечернем платье. Водовзводнова в окоеме не наблюдалось. Прекрасная, как фея, провожатая, поманила Петра Александровича пальчиком и указала на стену, задрапированную тяжелыми гранатовыми портьерами. Потянув за одну из них, женщина открыла перед Матросовым помещение, похожее на пещеру разбойников из сказок «Тысяча и одна ночь».
До сего дня Петр Александрович не подозревал, что в ресторане гостиницы «Советская» имеется приватный кабинет с персидскими коврами на стенах, гэдээровской мебелью и чешской хрустальной люстрой. Но поразил его вовсе не секретная роскошь обстановки и не богато накрытый стол. Петр Александрович не верил глазам: на диване и в креслах вокруг царского стола сидели Игорь Анисимович Водовзводнов, ректор ОЗФЮИ, Эдуард Васильевич Федоусов, директор гостиницы и Зафир Абдусаламович Гаджибеков, тайный миллионер, подозреваемый в контрабанде и незаконном хранении оружия. Все трое не без труда приподнялись навстречу новому и, судя по сиянию трех улыбок, самому дорогому гостю. Каждая улыбка имела свою предысторию и свой, если дозволено так выразиться, химический состав. Шире всех улыбался тайный миллионер. Можно сказать, златозубая улыбка как бы приоткрывала дверь в его сокровищницу. Зафир Абдусаламович был невысокий, лысый мужчина с тяжелыми чертами лица, похожий на ассирийского военачальника, только гладко выбритого и одетого в летнюю клетчатую рубашку. При свете чешской люстры тени на лице Зафира казались сизыми.
Ласточками впорхнули две официантки, подавая на подносах горшочки с чем-то ароматно шипящим, булькаю-щим, дымящим. Водовзводнов ловко откупорил влажно чмокнувшую бутылку ледяного шампанского, и пир закипел с новой силой. Пили за Петра Александровича, за детей, за ставропольский филиал, за тех, кто в море, и за сидящих за этим столом. Федоусов рассказывал анекдоты, официантки хихикали и убегали за новыми угощениями, Зафир хвастался младшим сыном, который умеет в уме умножать двузначные числа и обыгрывает в шахматы директора школы, ректор делился впечатлениями от недавней поездки в Англию.
Петр Александрович пировал со всеми, но сквозь ресторанный шум и смех собеседников то и дело подступали тревожные мысли. Зачем здесь директор гостиницы и этот азербайджанский делец? Почему ректор самочинно изменил состав компании? Может, Петру Александровичу послан сигнал: мол, ты не будешь принимать решения за меня? Глядя в улыбающиеся лица сотрапезников, Матросов видел восточное коварство даже в лице Эдуарда Васильевича с его образцово рязанской внешностью и усами дореволюционного путейца. Ни в ком нет простоты, сокрушался полковник госбезопасности, у всех двойное дно, эх вы, контрабандисты!
Тут Федоусов поднял фужер и, распушив усы, произнес
