имели реальную власть, и плевали на закон и протоколы.
Если кэгэбэшники еще должны соблюдать правила, то как работают сотрудники БР, я понятия не имел. Ходили слухи, что они имели право пристрелить любого, кто им мешает.
Азаров сделал шаг ко мне.
— Встать, и без глупостей, — строгим голосом проговорил Азаров. — Понял — кивни.
Грустно улыбнувшись, я кивнул, покинул кресло. Щелкнули наручники. Но обрадоваться я не успел: руки теперь сковали впереди. Я думал, меня куда-то повезут или поведут, но мы просто преодолели пять метров: вышли из лаборатории и переступил порог кабинета, где я еще не был.
Тут витал дух пятидесятых: смотрели со стены Дзержинский, Сталин и Горский, который в такую компанию не очень-то вписывался. «Это все обман, что он был самым добрым царем, — запел Микроб в воображении. — Это все неправда, он правил огнем и мечом». В начале девяностых Горский устроил террор. Без террора страну было не спасти.
Огромный деревянный стол, крытый помутневшим от времени лаком. Кольцо всверленное в столешницу, чтобы пристегивать к нему подозреваемых. Шкаф с папками. Ноутбук. Камера на треноге, какую я видел в кабинете Джабаровой. Предположительно полиграф: преобразователь типа усилителя для колонок, от которого тянутся датчики. И напротив стола — ушатанный деревянный стул, который наверняка помнил допросы и признания двадцатилетней давности.
Сопровождавший меня Азаров встал у стены и окаменел, как андроид, перешедший в спящий режим. Больше всего он хотел побыстрее отсюда уйти.
— Можно? — я указал на стул — Щелкунчик, включающий ноутбук, кивнул и сказал нарочито вежливо:
— Да, присаживайся, Александр, твое дело буду вести я, майор госбезопасности Роман Августович Быков. — Наверное, все, что здесь происходит, пишется на камеры, вот он и стал вежливым до тошноты. — Дознание будет проходить в присутствии заинтересованного лица, сотрудника комитета Безопасность Родины, Глеба Олеговича Фарба. Чтобы сведения были более точными, вы пройдете полиграф — под наблюдением товарища Фарба. И лишь после того, как наши специалисты обработают полученные данные, вам будет предъявлено обвинение.
Быков направил на меня камеру и принялся ее настраивать. Его монобровь задвигалась — как огромная черная гусеница по лицу поползла.
Предъявлено обвинение… Вспомнился старый анекдот: «Фима, тебе пора домой». «Мама, я хочу кушать?» «Нет, Фима, ты замерз». Я не сдержался и выдал:
— По-моему, я имею право знать, что я совершил.
Я напрягся, готовый услышать обвинение, но Быков не спешил. Потеснив Азарова, в кабинет вошел Вомбат, то есть Глеб Олегович Фарб. Зачем он здесь? Будет мысли читать?
Похоже, они меня уже осудили, иначе попытались бы разобраться и не обращались бы, как с отбросом. Или меня специально держат в неведении, маринуют, чтобы я потерял контроль, и с помощью полиграфа вычислить, когда я солгу. Я невиновен, и мне нечего скрывать, кроме того, кто я и откуда. И если всплывет, что меня не существовало…
Хочу быть лучшим в мире лжецом! Пусть завтра меня расплющит откатом — это будет завтра. Сегодня мне надо выжить любой ценой.
Быков-Щелкун нацепил мне на грудь и живот пояса с датчиками, фиксирующими дыхание, шевельнул монобровью и прогудел:
— Если будут жать, скажи. — Он повертел в руках резиновый коврик, от которого тянулся провод, соединяющий его с полиграфом. — Встань!
Я поднялся, и он положил коврик мне под зад. Этот датчик регистрировал, когда очко жим-жим. То есть мышечное напряжение — мышцы непроизвольно сокращаются, когда человек лжет.
— Ничего не жмет, — ответил я, сел, поерзал.
Азаров-мейнкун пристегнул мои руки к стальному кольцу, ввинченному в массивную столешницу. Майор заявил безапелляционным тоном:
— Ложь — противоестественное состояние человека. Когда человек лжет, пусть каждый и делает это время от времени, он знает, что поступает плохо, и организм реагирует определенным образом: учащается дыхание, сердце бьется чаще… — Майор Быков говорил так, словно забивал гвозди в крышку моего гроба. — Разожми кулаки.
Я с трудом разогнул сведенные спазмом пальцы, и майор нацепил мне датчики на большой и указательный.
— Так что обмануть полиграф невозможно. Советую говорить только правду. Помни: сотрудничество со следствием облегчает вину.
«Вранье, — подумал я. — Обмануть можно кого угодно и что угодно, кроме себя и судьбы».
Может, в этом мире в общем доступе и нет информации, как обойти полиграф, но в моей реальности она была. К тому же, если бы детекторы лжи имели стопроцентную эффективность, то использовались бы более широко, и как основной способ получения информации.
— Кроме того, камера фиксирует малейшие изменения мимики. Когда человек лжет, мышцы лица реагируют определенным образом.
Да, обычный человек не обманет полиграф. Но лучший в мире лжец — запросто. Ощутив касание к разуму, я запретил себе думать о способностях.
— Я ни в чем не виноват, мне нечего скрывать, — ответил я.
— Это мы посмотрим, — проворчал Фарб, человек-вомбат.
— Отвечай кратко и честно, — все тем же голосом карающего божества продолжил майор, впился в меня глазами-буравчиками. — Сегодня декабрь?
— Да.
— Двадцать девятое?
— Да.
— Пятница?
— Да.
— Тебя зовут Александр Нерушимый?
— Да.
— Ты убил Джона Кеннеди?
— Нет, — я аж улыбнулся, хотя понимал, что он делает: задает пристрелочные вопросы, на которые ответы известны заранее, чтобы вычислить, как мой организм реагирует, когда я не лгу.
— Ты знаком с Шуйским Валентином Григорьевичем?
— Да.
— Вас связывали деловые отношения?
— Да.
— Ты был приставлен, чтобы следить за ним?
— Нет.
— Ты работаешь на разведку других стран?
— Нет.
Присутствие Фарба в моем разуме становилось все более явным. К чему эти вопросы? Они подозревают меня в шпионаже?
— Знаком ли ты с Вавиловым?
— Да.
— Состоишь ли ты в интимных отношением с Елизаветой, его внучкой?
Я ответил спустя секундное промедление:
— Мы любим друг друга.
— Выполнял ли ты поручения Вавилова?
К чему этот вопрос? Тоже пристрелочный, или…
— Нет. Мы встречались лишь два раза.
— Ты получил от него телефон марки «Енисей-22»?
— Да.
— Использовали ли вы для общения шифрованный канал?
— Нет.
— Ты знаешь других членов организации?
— Что?!.. Какой организации?
— Ты работаешь на иностранную разведку?
Ну вот, кажется, и приблизились к сути их претензий, третий раз вопрос звучит.
— Нет, — я встретился взглядом с Фарбом и отчеканил: — Я никогда не предавал и не предам свою Родину.
— Ты изнасиловал и убил Ольгу Новикову?
