он хорошо ориентируется.
— В кариках многие тут хорошо ориентируются. Сколько лет стоят… Странно, что до сих пор смертоубийств там не было, — сказал майор.
«Карики» — Покровский не сразу понял, но через полсекунды сообразил, что это каркасы.
— А несчастные случаи? — спросил Покровский.
— Эти случаются. Там с дальнего края-то безопасно, зимой там даже горка, на санках детишки… А в середине можно ногу свернуть. Года два назад один сломал ногу, но он из этих был… которые… ну как спортсмены, но не спортсмены. На спор. Специально в опасных местах трюки выделывают.
— А есть такие любители? — заинтересовался Кравцов.
— Ну, от скуки-то каких нет только любителей. А тут у нас все-таки «Сокол», не Монтана какая… Пацана спросите, который с вами лазал, может с ними якшаться, — майор подсказал короткий путь к любителям.
— Сосиски с горошком кончились! — раздался голос из-за буфетной стойки.
Довольно тихо, но отчетливо прозвучали позывные «Маяка». Договорились, что делать дальше. Местные продолжат работать по местности, обходить объекты, дома, потом до вечера ждать тех, кого не застали. Это Михаил Никифорович организует. Едет еще подмога с Петровки — займется транспортом.
— Предположим, что человек пришел от метро «Аэропорт», — сказал Покровский. — По Острякова, где цемент. А уходил, похоже, через Песчаные, мог сделать круг, выйти к «Соколу», а там в метро, чтобы меньше маячить. А на «Аэропорте» уже выйти, если он вдруг там живет. Или дальше поехать.
— Или на троллейбус или на трамвай по Ленинградке, — сказал Кравцов.
Покровский кивнул. На данном этапе только кивать, что еще делать.
Митяя встретили в парке, ничего пока не вызнал. Покровский спросил у него про ребят, которые на спор рискованные трюки на каркасах выделывают. Митяй сказал, что знает, конечно. Из их двора в ней Сеня Семенов, но его сейчас нет. Родители затеяли на праздники ремонт в квартире, а не закончили, так что Сеня пока ночует у бабушки в Медведкове, сюда только в школу приезжает. В той рисковой компании из генеральского дома два видных парня…одного особо важного Шефом зовут. Можно пойти в генеральский двор поискать. Можно! «Кравцов, дуйте с Митяем в генеральский. Потом жду на Петровке». Сообразил вдруг, что это Митяй весь день не в школе, спросил.
— У меня прогул сегодня, — ответил Митяй очень важно, будто так и надо.
Ладно.
Дородная буфетчица из «Сокола» как раз курила у заднего выхода из кафе, Покровскому заулыбалась. Шагнула навстречу, едва не коснувшись массивным бюстом, теплом большого тела, запахом недорогих духов.
— Уже покидаете нас, товарищ милиционер?
— Навсегда не прощаюсь…
— Будем ждать! Коньяк у нас качественный, граждан не обманываем.
Сигарету опустила, дым струйкой вверх. Вчера вечером тоже была ее смена, и наблюдательный пункт у Веры отличный. Информация разошлась мгновенно и довольно точно, картина происшествия в головах завсегдатаев «Сокола» недалека от реальности, но никаких реплик о ночных странностях… ничего такого Вера не слышала. Попросила милицию рыскать шибче (так и сказала!), потому что и сама тут живет, и у нее мамахен восьмидесяти лет, любит гулять, а потому все новые сведения об убийствах и покушениях, конечно, слышать не очень приятно.
Покровский кивнул.
В Чапаевском переулке припаркован знакомый невзрачный серый «Москвич» старой модели, но — Покровский знал — с новой начинкой, с хорошим двигателем. Оттуда выкарабкивается огромный бритоголовый Гога Пирамидин, обещанная помощь с Петровки. Покровский описал Гоге ситуацию, объяснил, что вводных для поиска пока немного, Гога от души выматерился. Но делать нечего, пойдет в метро выяснять, не было ли после одиннадцати больших компаний (во всякой большой компании есть какой-нибудь малообщительный, но глазастый человек), не было ли людей, которые чем-то обратили на себя внимание… например, человек нервничал и оглядывался… одинокий мужчина, скромно одетый… не было ли вдруг человека в галошах.
— Только он, если не совсем дебил, снял бы перед метро галоши.
— Согласен, — кивнул Покровский.
Криво началось расследование, но что уж теперь делать.
Вернулся в управление на служебной машине, сразу пошел к экспертам, свернул в пустой коридор, а там окно в конце, и вдруг в коридоре появилась резная тень, великолепный девичий силуэт, тонкий стан, колокол юбки и стройные ноги, и длинные волосы взметнулись волной, если волна взметывается, конечно.
Если бы дело происходило в кино, прекрасный силуэт мог бы начать стрелять, держа пистолет в двух вытянутых руках. Или, напротив, броситься Покровскому на шею с поцелуями как жаркими, так и страстными.
В реальности же Лена Гвоздилина строго сказала:
— Товарищ капитан! Вы майский заказ забрать забыли.
— Меня не было, — виновато начал Покровский и спохватился. — Нет, я забирал майский!
— Это вы праздничный забирали, — Лена пошла вперед, Покровский послушно двинулся следом, слегка отставая, чтобы продлить визуальное впечатление. — А обычный майский не получали.
Коридор повернул, освещение изменилось, силуэт превратился в обычную Лену Гвоздилину, очень симпатичную, даже, быть может, красивую, но волшебство кончилось.
Лена выставила на перегородку картонную коробку. Перечислила скороговоркой банку венгерского компота, чешский паштет с жизнерадостным гусем на баночке, сырокопченую колбасу, фисташки, консервы печень трески, банку сгущенного какао, лечо «Глобус», пасту «Океан». У пасты «Океан» — ее делали из ранее неизвестного моллюска «криль» — был странный статус: она попадала в заказы как новый полезный, будто бы особо качественный и потому потенциально дефицитный продукт и одновременно наводняла магазины как изделие еще экзотическое и непривычное.
Покровский не все расслышал, потому что Лена, во-первых, говорила очень быстро, а во-вторых, почти сразу увидела в зеркале, что у нее помада слегка поехала, и говорила дальше, уже повернувшись к Покровскому затылком.
Занес к себе коробку, сунулся к Жуневу, но нет, он в комнате для допросов, неизвестно, когда освободится. В коридоре встретился незнакомый курчавый юноша в кедах, робко глянул на Покровского.
Эксперт Кривокапа раскуривал трубку и листал пухлую тетрадь.
— Сделали ваше, — оставил трубку и стал искать на столе нужную папку. — Как там Сибирь?
— Урал.
— Как там Урал?
— Прирастает.
— Куда? — не понял Кривокапа и, не дожидаясь ответа, объявил, глядя в папку: — По фрагменту асфальта из Петровского парка — да, это орудие убийства, кровь и мозг принадлежат жертве.
Покровский кивнул.
— А нитки от перчаток?
— Тоже да. Есть на данном орудии убийства следы данных ниток.
— От тех же перчаток, что на рельсе в Чуксине?
— Такие же нитки.
Отлично.
— Тебе сейчас Чоботов еще пуговицу принесет и цемент, и гирю еще, это сегодняшнее…
— Сегодняшнее, извини, в лучшем случае завтра, — Кривокапа вернулся к трубке.
— Да-да. Посмотри только след. — Покровский достал из своей папки лист с отпечатком обуви с каркасов. — Похоже, тот же, что у «Гражданской»?
